Книга Ведьмак - Виталий Гладкий

Деревенька враз обеднела, и, как следствие этого, почти все ее жители заимели на Киндея большой зуб, считая его главным виновником всех своих бед. (Это у нас в крови – искать супостата, мешающего нормально жить и процветать, не у себя, в своем характере, а где-то на стороне).

Неизвестно, чем закончилось бы глухое недовольство сельчан на Киндея (который – эдакий негодяй! – не захотел по-братски поделиться найденным золотишком; скорее всего, «счастливчика» просто пришпилили бы вилами к земле), да тут нежданно случилась большая неприятность.

Ушлый ювелир-еврей, который купил у Киндея раритет (как потом оказалось), естественно, решил толкнуть его налево и с большой выгодой для себя. К сожалению, он нашел не того клиента, что нужно.

Господин, приобретший вещицу, найденную Киндеем, был очень даже неплохо подкован в истории и археологии, а потому сразу понял, что в руки ему попалось нечто совсем уж уникальное.

А поскольку он был патриотом, то естественно сразу же сообщил о своем приобретении, куда нужно. И вскоре несчастного еврея потащили в жандармерию, где поставили перед выбором – или ты колешься и выдаешь имя того, кто продал тебе ценнейшую археологическую находку, или пусть твоя Сара сушит сухари для дальней дороги в Сибирь.

Безутешный еврей, который только на допросе узнал, СКОЛЬКО могла стоить эта вещица, продай он ее с аукциона где-нибудь в Париже или Вене, готов был добровольно пойти в кандальники. Но только не из-за Киндея, а потому, что так сильно обмишулился. Он был просто не в себе.

Однако, Киндея в конце концов сдал. Наверное, прижали его совершенно конкретно. Тогда в органах дознания работали шибко грамотные и очень опытные мастера заплечных дел. (Вот только мне до сих пор непонятно: как же они проморгали революцию?)

Короче говоря, приехали жандармы (а может, полицейские или стражники, неизвестно; Зосима, когда-то поведавший мне столь занимательную историю, этого точно не знал) и забрали Киндея с собой.

С той поры его никто не видел. Говорили, что он сбежал от стражников по пути в город, но домой не вернулся, а сгинул где-то в лесах и болотах.

Правда, спустя пять или десять лет после его исчезновения начало бытовать мнение, что Киндей все-таки благополучно откопал клад и слинял с ним за бугор.

Будто лицезрел его, разодетого в пух и прах, на водах в Монте-Карло местный предводитель дворянства. Но этот недалекий умом господин был таким большим брехуном, что ему мало кто верил.

А брошенную избу Киндея, у которого не было ни родных, ни близких, вскоре заняла семья переселенца… уж неизвестно откуда. Пожили эти люди там недолго, года три или четыре. Потом на них напала какая-то неведомая, не поддающаяся излечению, болезнь, и все они умерли.

После переселенцев избу занял какой-то местный погорелец, еще та пьянь. Все думали, что он и свое новое жилище в конце концов сожжет по пьяной лавочке.

Но изба устояла, а вот очень общительный и развеселый погорелец вдруг бросил пить и стал чураться людей. В конечном итоге у него совсем поехала крыша и он ушел в скит, грехи замаливать. А его семья как-то уж больно тихо слиняла из деревни в неизвестном направлении.

Когда и новый хозяин Киндеева подворья кончил плохо, многие в деревенской общине призадумались. Но не помешали занять бесхозное подворье одному местному богатею, который присоединил нехорошую избу (а также земельный надел) к своему хозяйству только из жадности и корыстного расчета, а не по здравому размышлению.

Конец этой истории вышел совершенно ужасным. Новый хозяин использовал избу как сарай для скота и держал там племенного быка. Что там и как там все получилось, никто не видел и не знал, но когда на «ферму» случайно зашел местный староста, то увидел даже не человека, а мешок с костями.

Бык так «потрудился» рогами и копытами над своим хозяином, что его трудно было узнать…

С той поры в жилище Киндея селиться боялись. До самой революции. А когда пошли в стране большие перемены, избу заняли большевики, местная власть. Вот их, супостатов, не брала никакая зараза.

Так они в избе Киндея и обретались под разными вывесками – от первых коммунаров до колхозного сельсовета – пока не пришла вторая война, самая страшная. После нее в деревне не осталось почти никого; даже молодые бабы, потерявшие на фронте мужиков, в конце концов удрали в город, на заводы и фабрики.

Колхоз, понятное дело, развалился (работать было некому), сельсовет упразднили за ненадобностью, и злосчастная изба Киндея снова опустела.

Нужно сказать, что она была сложена не из сосновых бревен, а из дубовых плах. Поэтому годы над ней были просто не властны. Казалось, что ее охраняет сама нечистая сила. Наверное, по этой же причине и старинный колодец возле избы стоял, как новенький, но почему-то был заколочен почерневшими от времени досками.

И вот на тебе, у нехорошей избы появился хозяин. Весьма неприятная и странная личность, это я определил с первого взгляда. Что он здесь делает, в такой глуши?

Этот вопрос я задал и Зосиме, когда тот выпил еще одну рюмаху и немного пришел в себя.

– Баптист он, – коротко ответил Зосима, пряча глаза.

Врет, старый хитрец, подумал я с осуждением. Странно… Раньше мы были друг с другом предельно откровенны.

– Не похоже, – ответил я с деланной задумчивостью.

Я понял, что сегодня вряд ли смогу добиться от Зосимы толковых ответов. Почему он темнит? Чего боится? А боится точно. Надо же – Зосима трус! Это что-то совсем новое.

Насколько я знал, Зосима был эдаким христианским язычником. Он молился и боженьке, что фигурировал на иконостасе, и богам из другой эпохи – тем, что давно забыты людьми, изгнаны в чащи и болота, и представляют лишь узкоспециальный интересе для немногих ученых и исследователей.

И надо сказать, эти странные и непонятные для цивилизованного человека боги ему помогали, как это ни странно. Я имел возможность в этом убедиться – это я-то, прагматик до мозга костей.

А может, это Зосима так мне мозги закомпостировал, что я и впрямь начал верить в леших, домовых, водяных и прочих персонажей славянской мифологии.

Наверное, чтобы дойти до такого состояния, нужно пожить хотя бы год среди дикой (ладно, почти дикой) природы. В конце концов, человеку очень впечатлительному и не такое может привидеться.

Например, летающие тарелки и инопланетные головастики с выпученными глазами, зеленые, как те самые черти, что отплясываю на столе, когда примешь внутрь литра два самогона…

Додумать столь занимательную мысль я не успел. В дверь сильно и требовательно постучали.

Глава 7

«А что вы тут делаете, люди добрые?» Так без слов вопрошала своими маленькими глазками свиная голова, которая нагло влезла в окно, когда простой украинский народ, пустив по кругу баклажку с горилкой, как раз завел разговор о происках нечистой силы, объявившейся на Сорочинской ярмарке.