Книга Айза - Альберто Васкес-Фигероа

— Иди сюда! — крикнула она Айзе. — Подойди поближе! Не бойся.

Айза поддалась на уговоры — ее мать и братья за ней наблюдали — и робко погладила животных, которые позволили ей почесать им лоб и провести рукой по спине.

— Ведь правда красавцы? — допытывалась Селесте.

— Очень красивые.

— И умные. На ранчо есть один такой, что каждое утро перемахивает через изгородь, сует морду в окно моей спальни и будит меня. — В улыбке женщины сквозила печаль. — Но он уже стар. С каждым днем ему все труднее перескакивать через ограду. Это-то и плохо в лошадях: ты не можешь к ним слишком привязываться, зная, что однажды их потеряешь.

Айза не ответила.

Она продолжала машинально гладить животное и при этом не отводила взгляда от буланого, который держался в стороне.

— А с тем что не так? — спросила она.

— Возможно, его не сумели усмирить. Или же у него с головой не все в порядке. Или у него просто-напросто дурные наклонности. Такое иногда случается!

Девушка ничего на это не сказала. Она как-то очень пристально продолжала смотреть на коня и вдруг, словно сама не осознавая, что делает, шагнула в его сторону.

Заметив это, метис заволновался.

— Не делайте этого! — взмолился он. — Я же вам сказал, что этот негодяй опасен.

Но Айза как будто его и не слышала: она продолжала стоять, не сводя взгляда с коня, который поднял голову и в свою очередь воззрился на нее.

В течение нескольких мгновений, показавшихся бесконечными, они так и стояли и смотрели в глаза друг другу, и никто из присутствующих не пошевелился и не проронил ни слова, словно все вдруг поняли, что происходит что-то необычное — что-то такое, чему они не в силах дать объяснение.

Затем, очень медленно и продолжая глядеть на Айзу, буланый двинулся с места, словно какая-то неодолимая сила влекла его к девушке, которая ждала его в полной уверенности, что не подвергается опасности.

Подойдя ближе, животное остановилось и покорно склонило голову, позволив себя приласкать.

На равнине стало так тихо, что казалось, звенит в ушах, и на несколько волшебных секунд время словно замерло, а женщина-девочка полностью подчинила себе волю животного.

Затем она повернулась и пошла назад, а конь следовал за ней по пятам, будто послушный пес или ягненок.

Человечек, сигара которого успела где-то безвозвратно исчезнуть, ошарашенно спросил:

— Черт возьми! Как она это делает?

Аурелия Пердомо, стоявшая рядом с ним, смиренно закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Она усмиряет зверей, — сказала она охрипшим голосом. — Она всегда это делает. С того самого дня, как родилась.

~~~

Селесте Баэс любила лошадей.

Она любила их намного сильнее, чем любого представителя человеческого рода, потому что со стороны животных встречала только любовь, тогда как о людях сохранила слишком мало приятных воспоминаний.

Ее мать умерла молодой, а отец наполнял дом временными любовницами, которые оттесняли ее на задний план — с каждым разом все ближе к конюшням, лошадям и долгим прогулкам верхом по бескрайней равнине. Поэтому не было ничего удивительного в том, что однажды жарким летним днем, когда ей еще не было и шестнадцати, один пеон[18], парень грубый, поставил ее на карачки на куче соломы и насел сверху, точь-в-точь как самый мощный из племенных ослов — Центурион, который в то утро проделал это при всем честном народе с самой молодой и хрупкой из кобылиц.

Тот душный вечер и еще сто за ним последовавших были, пожалуй, единственным стоящим воспоминанием Селесте о ее связи с противоположным полом, поскольку неграмотный и неотесанный Факундо Каморра обладал не только огромным членом, но еще и способностью к самоконтролю, благодаря которой мог больше часа беспрерывно всаживать член в тело женщины, рискнувшей встать к нему спиной; в итоге той приходилось кусать старый хлыст, чтобы стены не сотрясались от ее криков удовольствия.

Но в один злосчастный вечер с очередной любовницей отца случилась досадная неприятность: в самый неподходящий момент у нее начались месячные. По этой причине дон Леонидас Баэс покинул спальню в неурочный час и решил самостоятельно оседлать свою лошадь.

По-видимому, картина, открывшаяся в конюшне, ему совсем не понравилась, потому что он выскочил оттуда как ошпаренный и ничего не сказал, однако два дня спустя Факундо Каморра был найден мертвым на берегу пересохшего ручья. Говорили, будто ему пришла в голову неудачная идея помочиться рядом с гнездом мапанаре[19]. Змея ужалила его в головку огромного члена, убив за считаные минуты. Бедняга скончался в самых жутких мучениях, которые когда-либо довелось испытывать льянеро.

Селесте отослали в «Кунагуаро», самое дальнее и богом забытое имение среди всех, принадлежавших семейству Баэс на обширном пространстве венесуэльской равнины, и она оставалась там в компании неразговорчивой супружеской пары старых слуг до тех пор, пока не появился на свет — и покинул его за считаные минуты — нежеланный отпрыск незадачливого Факундо Каморры.

Когда Селесте вернулась в главное поместье, она успела превратиться в худощавую, не по возрасту осунувшуюся женщину. Ее существование, похоже, теперь сводилось лишь к уходу за лошадьми и терпеливому ожиданию того дня, когда ром и шлюхи сведут отца в могилу.

Однако два года спустя появился Мансур Тафури, аргентинец турецкого происхождения, который успел прослыть лучшим тренером лошадей на континенте и одним из самых вспыльчивых и порочных людей среди тех, кто когда-либо ступал на дорожку ипподрома.

Никто так и не понял, как Тафури ухитрился уговорить богатую наследницу Баэсов выйти за него замуж, да еще и не развестись впоследствии, несмотря на миллион причин и триста выволочек, которые он ей учинил на протяжении их бурной совместной жизни, но одно можно сказать точно: за пятнадцать лет брака — до тех пор, пока Кантакларо не зашиб турка, ненароком лягнув его в затылок, — Селесте Баэс и часа не довелось испытать настоящего счастья.

Возможно, роковой удар копытом и был одной из причин, почему Селесте так любила лошадей. С того момента она с еще большим рвением, чем прежде, отдавала им всю свою любовь и все свои силы. Поэтому ей было неприятно от того, что хочешь не хочешь, а следовало признать тот факт, что, хотя по части лошадей она считала себя докой, вдруг нашелся человек, по его же собственным словам, никогда не видевший лошадей живьем, который, похоже, обладал такой властью над животными, какой никогда не было ни у нее, ни у отца, ни даже у самого Мансура Тафури. Оставшись одна, по пути в Гуанаро она вновь и вновь пыталась отогнать от себя воспоминание о девушке, которую часом раньше высадила вместе с ее матерью и братьями в самом центре Сан-Карлоса.