Книга Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель

Девушка наклонилась и обеими руками подняла ее с пола. Так же нежно и заботливо она взяла бы на руки раненого щенка. Статуэтка из диорита раскололась четко по талии. Каким-то чудесным образом голова статуэтки осталась на месте, хотя именно шея, как правило, — самое уязвимое место.

На глаза Николь навернулись слезы, девушка опустилась на пол, сев на пятки, и не выпускала из рук драгоценных осколков того, что полчаса назад было статуэткой.

— Мадемуазель Паскаль, позвольте узнать, что с вами стряслось.

Голос прозвучал от двери, которую она забыла закрыть.

Не поднимаясь с колен, она обернулась и встретилась взглядом с Рене Мартином, старшим хранителем ее отдела.

Хотя шеф задал вопрос, он смотрел на нее без малейшего любопытства, скорее холодно, чем участливо, приподняв одну бровь. Николь поняла, что ей необходимо подняться, что она не должна стоять на коленях перед этим человеком.

— Я хотел бы пригласить вас ко мне в кабинет, — продолжал он, не сводя с Николь пристального взгляда. — Нам необходимо поговорить о… — его взгляд упал на обломки статуэтки в руках у девушки, и он замолчал. Ей показалось, что в его глазах вспыхнуло торжество. Он в упор посмотрел на Николь. — Немедленно объясните мне, что это значит. Я надеюсь, речь идет не о скульптуре из диорита эпохи Среднего царства, выставленной в шестом зале?

Николь ограничилась кивком головы. Она была так ошеломлена и подавлена, что не могла выговорить ни слова.

Рене Мартин сделал шаг и выхватил обломки у нее из рук. Затем он поставил нижнюю часть статуэтки на стол и попытался приложить к ней верхнюю часть, чтобы оценить степень повреждений. Наконец он беспомощно положил разбитую статуэтку на стол и обернулся к хранительнице.

— Мадемуазель Паскаль, это очень серьезно. Чрезвычайно серьезно. Вам придется объяснить, что все это значит.

Его глаза сияли странным блеском, и совершенно подавленная случившимся Николь ощутила укол страха. Это был взгляд безумца.

— … И можете мне поверить, месье де Лайне, все было именно так, как я вам рассказала. Когда я ушла в кафетерий, статуэтка стояла на столе, целая и невредимая. А когда я вернулась, она лежала на полу, расколотая надвое. Моя ошибка заключалась в том, что я не заперла дверь на ключ. Никогда себе этого не прощу.

Николь уже удалось взять себя в руки, хотя терзавшее ее чувство тревоги не отступало. Она пыталась найти внятное объяснение тому, что произошло, но тщетно. Видимо, она никогда этого не узнает.

Пьер де Лайне молча смотрел на девушку, но догадаться по его лицу, о чем он думает, не представлялось возможным. В кабинете были только они вдвоем. Николь уже сбилась со счета, сколько раз она повторила эту историю. Сначала она все объяснила Рене Мартину, которому явно не было никакого дела до ее оправданий. Затем рассказала о случившемся своим коллегам по отделу, а также Сюзанне и Агнес. Все молча слушали ее, а потом бормотали какие-то слова утешения. В их взглядах она видела сочувствие, к которому примешивалась радость от того, что это случилось не с ними.

— Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваши слова, — директор уперся руками в стол. — Теперь вам необходимо успокоиться. Я бы посоветовал вам посвятить остаток дня отдыху. Я разрешаю вам уйти с работы. Прогуляйтесь, пойдите в кино… или куда-нибудь в гости. Постарайтесь не думать о плохом. Завтра все предстанет в совершенно ином свете. — Он отвел глаза в сторону. — А что касается статуэтки… Это серьезная потеря, но мы постараемся сделать все возможное, чтобы ее отреставрировать. — Он глубоко вздохнул и вновь посмотрел на Николь, как будто собирался с силами, чтобы сообщить ей что-то важное. — Я не стану скрывать — Рене Мартин подал официальную жалобу. Это его полное право как начальника секции. И я ничего не могу с этим поделать. Мне придется дать ей ход. Вы предстанете перед дисциплинарным комитетом музея. Приятного в этом, конечно, мало, но с моей точки зрения, вам не стоит об этом беспокоиться.

Николь почувствовала, как внутри все оборвалось.

— И… в чем он меня обвиняет? — Девушка сама услышала усталость в собственном голосе. — Не думаю, что, не заперев дверь кабинета, я совершила серьезный проступок.

— В халатности, знаете ли, в отсутствии профессионализма… — Лайне взял со стола какую-то бумагу и несколько секунд ее изучал. — Он тут пишет, что давно усматривает в вашей работе признаки неопытности и ходатайствует, чтобы до заседания комитета вас отстранили от работы, сняв с вас, мадемуазель Паскаль, все полномочия хранителя музея.

— Но этот человек…

Пьер де Лайне поднял руку, не давая ей закончить.

— Повторяю, вам не о чем беспокоиться. Дать или не дать ход этому ходатайству, зависит только от меня, и я не вижу для этого ни малейших оснований. Что касается дисциплинарного комитета, то я убежден, что вы выйдете из этой ситуации… с высоко поднятой головой.

Николь обратила внимание на едва заметную паузу, которую ее шеф сделал перед тем, как произнести последние слова, а также на то, что он сказал «с высоко поднятой головой», а не «полностью оправданной» или что-то в этом роде. Внезапно ей захотелось как можно скорее покинуть стены музея, сбежать из этой гнетущей обстановки и найти утешение в чьей-то дружеской поддержке.

— Наверное, я прислушаюсь к вашему совету и закончу на сегодня работу. — Николь попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — И благодарю вас за доверие, месье де Лайне.

— Не за что, мадемуазель Паскаль. Я лично займусь этим делом. Чуть позже я еще раз поговорю с месье Мартином. Быть может, мне удастся убедить его забрать свою жалобу.

Николь забежала в свой кабинет, чтобы позвонить на ферму родителям и предупредить их, что приедет к ужину. В своем нынешнем душевном состоянии она больше всего нуждалась в тепле любящих ее людей. Ей, словно маленькой девочке, хотелось искать утешения в маминых объятиях. Мама обняла бы ее, укачала и утешила. Но сейчас Николь не хотела тревожить родителей, и когда мама сняла трубку, голос ее взрослой дочери звучал непринужденно.

— У меня выдался свободный вечер, так что поставьте на стол еще один прибор. Я еду к вам, — вот и все, что произнесла Николь.

Она уже выходила из кабинета, как вдруг заметила, что на полу под столом что-то блестит. Она наклонилась и подняла осколок диорита около двух сантиметров в длину. Одна его сторона казалась отшлифованной до блеска, а другая была сплошь в неровностях и шероховатостях. Все события сегодняшнего дня обрушились на нее с новой силой, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы справиться с легкой тошнотой, вызванной этим неожиданным ударом. Николь заставила себя собраться с силами и внимательно осмотрела пол в поисках других фрагментов разбитой статуэтки. Но больше она ничего не нашла.

Она завернула найденный фрагмент в клочок бумаги и спрятала его в бумажник, решив, что принесет его в музей на следующий день. Затем потушила свет и закрыла за собой дверь.

Какое-то время она размышляла: следует ли ей запереть дверь на ключ. Наконец она отрицательно покачала головой. «Зачем? — спросила она у себя. — Я ведь никогда этого не делала. А теперь в этом и вовсе нет никакого смысла».