Книга Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно придя в себя, Ален тяжело отвалился от Энн, лежавшей под ним словно статуя.
— Энн, я… я не хотел этого… Сам не знаю, что на меня нашло! Простите меня!
Едва Ален отстранился, как девушка выпрямилась, спрыгнула с кровати и стала поспешно затягивать лиф. Задним числом Алену казалось, что все произошло за долю секунды.
— Энн, постойте! Постой, Энн! — выкрикнул Ален вслед ей. Вскочив с кровати, он, даже не приведя себя в порядок, не обращая внимания на сползшие до колен штаны, сбежал вниз, распахнул дверь, но девушка уже исчезла среди прохожих.
Вечером, когда они с Иеремией сидели за ужином, иезуит был немало удивлен молчаливостью обычно столь словоохотливого Алена.
— Ален, что-нибудь произошло? — осведомился он после нескольких минут молчания. — Что-то вы сегодня будто воды в рот набрали.
Лекарь вздрогнул при этих словах друга и растерянно уставился на Иеремию.
— Да нет, ничего, просто задумался, — вяло попытался отговориться он.
— Кит мне сказал, что сегодня после обеда заходила Энн Лэкстон. Она что-нибудь говорила насчет убийства матери?
Ален открыл рот, чтобы ответить, но понятия не имел, что сказать. Мгновение спустя откашлялся и пробормотал:
— Она приходила… В общем, ей потребовалась одна мазь.
Иеремия, недоверчиво наморщив лоб, посмотрел на собеседника. Нет, тут явно что-то не то, подумал он.
— Ален, что произошло?
— Ничего. А что должно было произойти?
— Ален, надеюсь, у вас не дошло до близости с этой девочкой?
— С девственницей? Я не безумец в конце концов! — возмутился лекарь и тут же залпом опустошил бокал вина, после чего резко поднялся из-за стола. Пожелав другу доброй ночи, он немедленно направился к себе.
Половину ночи Ален не спал. Он был не в состоянии уснуть от охвативших его мыслей. Во второй раз за этот день он корил себя. Что он наделал? Лишить девственности невинную девушку, почти девочку! Хорош, нечего сказать. Это самое глупое, что мог сделать тот, кто поклялся всю жизнь оставаться в холостяках. Что на него нашло? Где был его разум, если он позволил восторжествовать своему двадцать первому пальцу? Стыд и позор! Да и эта Энн Лэкстон! Оказывается, она еще та штучка! И не подумаешь. Но более всего его занимал вопрос — почему? Почему она явилась к нему и предложила себя, словно последняя уличная шлюха? Может, влюбилась в него? Нет уж! Храни его от этого Пресвятая Дева Мария! Нет, с ней непременно надо поговорить и выяснить, что к чему.
На следующее утро, едва Иеремия ушел по своим делам, Ален направился на Дак-лейн. Правда, он явно не собирался выяснять отношения с Энн в присутствии ее отца, а тем более братца, поэтому не стал заходить в дом, а из укромного местечка примялся дожидаться, пока выйдет Энн. Его терпение было уже на грани исчерпания, когда около полудня он увидел, как Энн, выйдя из дома, отправилась куда-то — наверняка за покупками. Ален последовал за ней. Когда отошли достаточно далеко от дома Лэкстонов, Ален нагнал ее и позвал.
— Энн, постойте, нам нужно поговорить!
Девушка, полуобернувшись, едва взглянула на него и, ускорив шаг, пошла дальше.
— Да подождите же, Энн!
Девушка никак не реагировала. Нагнав Энн, Ален взял ее за плечо.
— Энн, нам необходимо поговорить о том, что произошло вчера, — задыхаясь, выговорил он. — Вы просто взяли да убежали, я и слова сказать не успел. Я хотел извиниться перед вами.
Смерив его презрительным взглядом, она сквозь зубы произнесла:
— Пойдемте со мной.
Слегка ошарашенный, Ален послушно последовал за девушкой. Они прошли несколько ярдов вперед, после чего Энн решительно завернула в какую-то конюшню. Не оглядываясь на него, прошла через пропахшее лошадиным навозом обширное помещение и остановилась у стены, где кучей была свалена солома. Повернувшись к Алену, посмотрела ему прямо в глаза и стала медленно раздеваться.
Ален, не веря глазам, смотрел на нее. Все прежние установки, все ограничения враз улетучились. Он вновь ощутил навязчивое желание обнять это тело, прильнуть губами к молочно-белой коже и… Разозлившись на себя, он стиснул зубы.
— Энн, я сюда не за этим пришел, — укоризненно произнес он, качая головой.
Глаза девушки на мгновение полыхнули яростью.
— Ага, не за этим! — с издевкой повторила она. — Эх вы, лицемер несчастный! За этим! За этим! Вы ведь все хотите только этого! И больше ничего!
Не успел он опомниться, как Энн, оттолкнув его, выбежала из конюшни. На сей раз Ален не бросился ей вслед.
Иеремия услышал, как перед лечебницей остановилась карета, и выглянул в окно посмотреть, кто приехал. Разглядев герб судьи на дверце, он отложил перо, прикрыл чернильницу и поспешил вниз, не дожидаясь, пока Ален позовет его. Внизу в приемной дожидался кучер сэра Трелони.
— Кто-нибудь занемог? — обеспокоенно осведомился Иеремия.
— Нет, сэр. Его сиятельство отправил меня за вами.
— А что такое? Что-нибудь новое об убийстве повитухи?
— Знать не знаю, а только вы должны поехать на речку Флит.
— На Флит? — невольно повторил Иеремия. — Ладно. Сейчас одеваюсь, и едем.
Иезуит сел на заднее сиденье кареты. Несмотря на плотно закрытую дверцу, внутри было холодно. Иеремия потуже затянул шерстяной плащ у шеи и стал через застекленное окно кареты смотреть на улицу. Они ехали в длинной череде других карет и повозок сначала по Патерностер-роу, затем свернули на Уорвик-лейн и потом на Ньюгейт-стрит. У городских ворот движение замедлилось — там скопилось довольно много транспорта, и им пришлось довольно долго ждать, пока их карета миновала Ньюгейтские ворота и мимо церкви Гроба Господня стала взбираться по Сноу-Хилл. У колодца Холборн они повернули влево и, наконец, остановились у моста через Флит.
Выходя из кареты, Иеремия заметил группу людей на берегу речки. Впрочем, этот поток и речкой-то трудно было назвать, скорее ручьем. Флит брала начало в Кенвуде и Хэмпстеде и впадала в Темзу, но времена, когда по ней осуществлялась навигация, канули в прошлое. Вот уже четыре столетия монахи-кармелиты сетовали на то, что никаким ладаном не перебить смрад, исходивший из этого несусветно загаженного ручья. Мясники расположенных на Ньюгейт-стрит мясных лавок выбрасывали в него отбросы — внутренности забитого скота, и они разлагались в воде. В вырытых по берегам Флит ямах кожевники в теплой воде, куда добавлялся собачий кал или куриный помет, дубили воловьи шкуры. Клеевары в огромных чанах варили из отходов мясных лавок и кожевенного производства немудреный клей. Тут же на кострах дымились чаны красильщиков, мыловаров и свечников. Кроме вышеперечисленных промыслов вдоль берега сгрудились и убогие лачуги, где в страшной скученности ютилась беднота, сваливавшая отбросы и фекалии в воды многострадальной Флит.