Книга Десять басен смерти - Арно Делаланд

Парфюмерный магазин Фаржона, улица Руль, Париж

Пьетро пересек Мраморный двор, направляясь к карете, которая должна была отвезти его в Париж. Пока он шел по выложенному шашечкой двору, он смотрел по сторонам на придворных, которые разошлись небольшими группами, кто с зонтиком от солнца, кто с тросточкой. С балкона короля убрали свечу. Версальский птичник затих. Лишь несколько священников в капелле, освещенной пылающими свечами, должны были дежурить у тела монарха, наскоро положенного в наполненный винными парами свинцовый гроб, который вскоре будет переправлен в Сен-Дени. Тело провезли прямо сквозь толпу подданных, которые, глядя на направляющуюся к месту захоронения карету, вместо того чтобы разразиться рыданиями, начали выкрикивать: «Ату! Ату!» Именно так кричал монарх во время охоты. Ну что ж! Все кончилось очень быстро. Пьетро покачал головой.

Он возвращался в Версаль, чтобы кратко переговорить с герцогом д'Эгийоном. Королевская семья в тот же день отправилась в Шуази. Никому не хотелось задерживаться во дворце. Людовик Август, наследник своего деда, никогда не болел оспой, и риск заражения все еще был вполне реален. Только что Виравольта наблюдал, как королевские тетушки садились в карету в сопровождении принцессы Клотильды и принцессы Элизабет. До последних мгновений жизни монарха они героически не отходили от него ни на шаг. Новоиспеченный король с супругой, два брата Людовика и их жены заняли места в другом экипаже. По пути к д'Эгийону, уже в самом дворце, Виравольте повстречались два английских посетителя, которые прохаживались по апартаментам их высочеств и направлялись осматривать сады! Виравольта был потрясен. Как ни в чем не бывало они разгуливали в самом центре дворца! У герцога были основания для беспокойства. Такое попустительство могло быть очень на руку Баснописцу.

Вот в этом-то и заключалось самое невероятное. Здесь практически не соблюдались никакие меры безопасности. Двери дворца были широко распахнуты для всех. Такому человеку, как Виравольта, который в Венеции привык прочесывать каждую пядь, раскрывая чудовищные заговоры, было от чего рвать на себе волосы. Версаль, пожалуй, самый красивый дворец на свете, был, по сути, проходным двором. Всякий раз, когда Виравольта пытался поднять этот вопрос в Королевском ведомстве, он сталкивался с обезоруживающей апатией. Ему трудно было смириться с тем, что частично состояние дел было связано с древней традицией, которая давала право доступа к персоне короля каждому французу. Логическим следствием этого замечательного обычая была невозможность создать четкую систему безопасности. Каждый, если только он был прилично одет, и при условии, что он не был ни монахом, ни нищим, ни женщиной легкого поведения, и если лицо его не было изрыто ветряной оспой, мог прийти сюда и вести себя как в музее, прогуливаться по парадным королевским апартаментам, сидеть у камина в приемных и даже посетить спальню, где обычно почивал король. Мужчины должны были иметь при себе шпагу, но, даже если ее у них не было, они могли без труда взять ее напрокат в магазинчике, расположенном у ворот. Простолюдины, как базарные бабы, извергали проклятия в адрес власть предержащих не только под балконом королевы, но и внутри самого дворца, вплоть до личных покоев. Посреди всего этого по дворцу шныряли мошенники, и никому и в голову не приходило следить за ними.

Конечно, здесь было много жандармов, а король был окружен многочисленными телохранителями; в Версале были дислоцированы четыре роты, предназначенные для охраны территории, включая одну шотландскую и одну швейцарскую. Дворец также охраняли лучники и полевая жандармерия. У парадных ворот несли службу два пехотных полка, французские и швейцарские гвардейцы. Когда монарх выезжал за пределы дворца, его охраняли рейтары, мушкетеры и жандармы. Все эти охранники регулярно устраивали обыски и инспекции или же обходили сады со сворой ищеек. Но единственным результатом было изгнание жалких бездомных, которых ударами копья вынуждали покинуть облюбованные ими закутки. В остальном солдаты Версаля вполне соответствовали царившей вокруг безалаберности. Они круглосуточно находились во дворце, и зал гвардейцев, заставленный ширмами и кроватями, заваленный оружием, портупеями и всяким барахлом, напоминал запущенную казарму.

Пьетро вздохнул. По крайней мере, здесь не соскучишься.

Он сплюнул и засвистел, подзывая своего кучера, поджидавшего его неподалеку.

Лошади затрусили к нему.

Глядя на мостовую двора, положив ладонь на эфес шпаги, Пьетро принялся обдумывать маневры, которые ему следовало предпринять в начале своего расследования.

Итак. Подведем итоги…

Необходимо было срочно переговорить с графом де Брогли, затем войти в контакт с другими агентами покойного короля и распространить информацию о грозящей им опасности. Опасность была невидимая, непонятная, но вполне реальная. Баснописец стремился уничтожить агентов Тайной службы, по крайней мере, наиболее важных. Зачем? Пьетро не знал. Возможно, де Брогли известно чуть больше. Но он все еще был в опале и находился в Рюффеке, а путь туда был не близким. Что касается самих агентов, венецианец не получил о них от герцога д'Эгийона никаких удовлетворительных сведений. Верженн был в Стокгольме, шевалье д'Эон – в Лондоне, Бомарше – где-то в провинции, в любом случае, не в Версале. А двор сегодня уезжал из Версаля. Пьетро собирался попросить де Брогли созвать агентов, если он сам еще этого не сделал. Возможно, некоторые из них владели какой-нибудь информацией, которая могла бы продвинуть его расследование. Но из естественных соображений безопасности они все работали в изоляции, и далеко не все знали друг друга. Не считая того, что, как намекнул д'Эгийон, Баснописец мог быть и одним из них…

Покамест Пьетро должен был направиться в Париж, чтобы познакомиться с парфюмером Фаржоном. Бедняжка Розетта и ее любовник Батист Ланскене служили у него, так что его вполне можно было подозревать. Но Пьетро относился к этому весьма скептически. Недавно Фаржон стал официальным поставщиком многих высокопоставленных особ во главе с мадам Дюбарри. По какой же причине этот человек замыслил бы такой туманный заговор? Разве что путем угроз его заставили стать сообщником? Венецианец вздохнул. Скорее всего, Розетта погибла из-за того, что оказалась замешанной в какие-то дела, ее не касавшиеся… В какие-то альковные тайны? Или же она подслушала какие-нибудь компрометирующие разговоры? Ланскене был всего лишь мелким осведомителем. А он, наткнулся ли он на что-нибудь, что могло привести к его убийству, а заодно и к убийству его возлюбленной? На что-нибудь, касающееся не только существования Баснописца, но и сути его проекта… а также его личности? Каковы бы ни были его сведения, очевидно, он не успел вовремя сообщить о них кому бы то ни было. Все это оставалось тайной. Но связь загадочного имени Баснописца, как будто восставшего из мертвых, с неприличными эпиграммами, высмеивающими Марию Антуанетту, предвещала тревожные события.

Пьетро прихватил с собой бумаги д'Эгийона и книгу басен.

Он машинально рассматривал том, особенно пыльную обложку…

Бумаги были поводом для большего беспокойства. Как и говорил д'Эгийон, Пьетро нашел в подробных рапортах дополнительные указания на гибель тайных агентов. Если басней Розетты стала «Волк и Ягненок», то все остальные были убиты при обстоятельствах, соответствующих, с большей или меньшей долей иронии, описаниям в баснях Лафонтена, включая как более, так и менее известные. Басней задушенной Змеи была «Молочница и горшочек молока»; басня «Врачи» стала текстом Барона, отравленного в таверне, а сюжет басни «Два осла» соответствовал смерти Метеора, которого утопили в Темзе. В каждом случае следователи подчеркивали наличие странной мизансцены. Все басни, которые уже были использованы, какая-то таинственная рука обвела красным. И это не считая десяти других, особо адресованных Пьетро, причем первый удар был нанесен через Розетту и Батиста, работавших в парфюмерном магазине Фаржона. «Десять выбрано басен для наших утех, так начнем же игру без дальнейших помех». Но зачем потребовалось приглашать и Виравольту для участия в этом ненормальном дивертисменте, тем самым превратив его в дополнительное препятствие на пути к разыгрыванию оставшихся басен?