Книга Бумер-2. Клетка для кота. Книга 1 - Андрей Троицкий

– В пакете дури на двадцать весел, а то и больше. И сейчас, перед делом, можешь вмазаться, чтобы руки не тряслись. Забирай.

Пыж, распахнув куртку, засунул пакетик в потайной карман, вшитый в подкладку. И, поглядев на шприц, сделал глотательное движение, как гурман перед кулинарным шедевром.

– Кого? – спросил он.

– Хлебореза Цику. И того педрилу, ну, которого он имеет. Васю Гомельского.

Пыж был похож на альбиноса, который недавно перенес тяжелую операцию и, поднявшись с койки, еще до конца не оклемался. Если бы такой типаж встретился на улице какому-нибудь режиссеру, снимающему фильм ужасов, можно не сомневаться, Пыж получил бы главную роль без всяких там кинопроб. На такую харю даже грим не надо накладывать, зрители и так испугаются. В свете люминесцентной лампы мертвенно-бледное вытянутое лицо Пыжа казалось синим. Серые губы ниточкой, красноватые глаза кролика. Портрет дополняли узкий лоб дегенерата и острый подбородок.

– Когда, начальник? – голос Пыжа сделался глухим.

– Прямо сейчас, – ответил кум. – Ну, не сей момент, конечно. Перед рассветом. В это время даже солдатня на вышках спит. Сам знаешь, Цика с Гомельским делят на двоих комнату при кухне. Вот ключ от входной двери. А вот этот, с биркой, от комнаты.

Чугур выложил на стол ключи.

– Сделаешь? – спросил он. – Если не уверен, что один справишься, скажи сразу. Я должен знать сейчас.

Обычно сообразительный Пыж неожиданно впал в состояние заторможенности и глубокой задумчивости. Цика и Вася Гомельский – лагерный актив, первые суки на зоне. И вдруг кум приказывает их вписать?

Чугур, пуская табачный дым, наблюдал, как в свете лампы блестит башка его киллера. С молодых лет нормальные человеческие волосы на голове Пыжа не росли, вместо них вылез какой-то белый пушок, глянешь на него и кажется, что зэк нарочно намазал свою лысину медом, чтобы сделалась липкой, и обвалял ее в одуванчиках. В активистах Пыж не состоял, никаких агентурных расписок не писал и стукачеством не занимался. Этого от него и не требовалось.

Пыж числился помощником каптера, выдавая зэкам чистое белье, летнюю и зимнюю одежду и обувку, он не водил дружбу ни с одним из здешних обитателей, всегда оставался замкнутым и молчаливым, будто ему язык опасной бритвой отхватили. Зэки, даже здешние авторитеты, ненавидели и побаивались Пыжа.

Ночевал он не в бараке, а в отдельной комнатенке при прачечной. Иногда, не слишком часто, Паша выполнял деликатные задания кума, которые нельзя поручить никому, кроме него. Мало того, Бурмистров был одним из тех немногих заключенных, а их на всю зону по пальцам можно пересчитать, которым кум не брезговал подавать для пожатия свою начальственную руку.

– Не беспокойтесь, – наконец отозвался Пыж. – Все будет в елочку.

Кум кивнул, другого ответа он и не ожидал. Пыж из тех людей, которыми можно вертеть как угодно. За дозу дури он пришпилит любого, только пальцем покажи. Пыж взял со стола шприц, закатал рукав робы так туго, что ткань пережала кровеносные сосуды. Он сжимал и разжимал пальцы, дожидаясь, когда вздуется вена на локтевом сгибе. Но истончавшаяся дохлая вена долго не хотел набухать. Наконец он сделал инъекцию в центряк, в то самое место, где красовалась наколка ВУЗ – вечный узник зоны.

– Баян себе оставь, пригодится, – сказал кум и пообещал. – Дня через три, когда немного уляжется пыль, подкину циклодола.

– Спасибо, вы меня балуете, – облизнулся Пыж и опустил шприц в карман куртки. – Только...

– Что только?

– Трупешники могут на меня повесить.

– Не повесят, если все по уму сделать, – ответил Чугур. – Знаешь, кто у Цики был в машках до Жоры Гомельского?

– Кажется, этот черт... Белоус, то есть Гришка Белоусов из второго отряда.

– Вот на него мокрое и спишут. У голубцов тоже есть сильные чувства. И еще какие – Шекспир с Ромео и Джульеттой вместе взятые отдыхают. Белоусов приревновал своего бывшего любовника, то бишь Цику, к новому партнеру. И приговорил обеих.

– А как же Белоус ночью из запертого барака вышел? – не унимался Пыж. Зрачки у него сузились, глаза заблестели, а на впалых щеках проступили пятна нездорового румянца.

– Он сейчас не в бараке, а в медсанчасти, – процедил Кум, ему не нравилось, когда исполнители лезут не в свое дело и еще вопросы задают. – Ночью оттуда легко выйти можно. Сегодня по больничке дежурит лепила, не из вольнонаемных, из нашего контингента. Он покажет, что Белоусов ночью попросился на воздух. У него начался приступ астмы, он задыхался. Короче, Белоусов отсутствовал двадцать минут, а это значит, что алиби у него – йок.

– А, вот оно как...

Пыж пригладил пух на голове. Он в очередной раз удивился хитрости и прозорливости Чугура. Начальник все предусмотрел, все просчитал, продумал до мелочей. Каким-то макаром сумел уложить Гришку, здорового, как колхозный бугай, на койку медсанчасти.

– Гомики режут своих бывших любовников в лапшу, крошат в мелкий винегрет, – продолжая говорить, Чугур вытащил из нижнего ящика стола плоскую фляжку с коньяком, отвинтил пробочку, запрокинул голову кверху. И забулькал спиртным, пустил в бутылочку воздушные пузыри. Позади тяжелый муторный день, он честно заработал свои двести пятьдесят грамм. – Так что ты крови не стесняйся. Пусть плавают, суки, как в бассейне.

– Разве я когда крови стеснялся? – кивнул Пыж.

– Когда все кончишь, оскопи их обоих. Потом топай к себе. Помойся хорошо. Переоденешься, сходишь к хезнику. И, как прошлый раз, утопишь грязную одежду в дерьме. И ключи туда же кинешь. Инструмент со следами крови спрячь под крыльцо медсанчасти.

Кум выложил на стол короткий самодельный нож со скошенным лезвием, похожий на сапожный, и ступер – остро заточенный металлический прут. Рукоятки ножа и ступера были обмотаны лейкопластырем на матерчатой основе, на котором не остаются отпечатки пальцев.

– Хочешь чего спросить, спрашивай. Ну, чего молчишь? – повысил голос Чугур. – Вопросы есть?

– Не по делу, – замялся Пыж. – У меня курятина кончилась.

– Что ж ты сразу не сказал?

Куму снова пришлось подниматься, открывать сейф. Он вложил в ладонь Пыжа пару пачек дешевых сигарет без фильтра и сказал:

– Ты много не кури. Это для здоровья вредно.

– Для здоровья вредно? – переспросил Пыж и зашелся лающим смехом, похожим на кашель туберкулезника...

Выпроводив Пыжа, кум вылил в глотку остатки коньяка, вытер губы ладонью и, освободив от обертки карамельку с мятным запахом, отправил ее в рот. Он думал о том, что Цика и Васька Гомельский лютой смерти не заслужили. Но тут вопрос стоит ребром: или кум их закопает, или они кума. На его месте другой, менее опытный начальник оперчасти просто провел бы с этими голубцами разъяснительную беседу. Мол, ваша информация о побеге Кота – тухлая, и цена ей грош.

Но кто бы поверил в такую байду? Правильно говорят: на чужой роток не накинешь платок. Неделя, другая и слухи о том, что кум покрывает Кота, покровительствует ему, и даже закрыл глаза на подсудное дело о побеге, расползлись бы по лагерю, как тараканы. Уж такое это проклятое место, зона, что тут ничего от людей не спрячешь и не скроешь. Не стоит и стараться.