Книга Шаг за грань - Олег Верещагин

В этот миг катер потряс страшный удар – его корму подбросило и наполовину развернуло. У Борьки непроизвольно клацнули зубы – он чуть было не откусил себе язык. Витька охнул и выдал нечто непечатное.

Второй удар развернул катер боком, и Борька увидел маха, похоже, того самого, который только что пролетел над его головой. Не было видно, что он сильно пострадал от этого, – хрипло заревев, он протянул к мальчишке громадную осклизлую лапу… и Борька, выхватив «кольт», уложил его одним выстрелом между глаз.

За первой тварью, шатаясь, приближались еще две или три – из числа тех, что Борька подранил, но так и не добил до конца, и Витька расстрелял их из винтовки. Потом вдруг стало очень тихо – Борька заглушил двигатель и, расстегнув ремни, обежал катер кругом, выискивая возможные повреждения. Ограждение винта оказалось погнуто – к счастью, не настолько, чтобы винт задевал его, – а вот дальше…

– Что там? – испуганно спросил Витька, торопливо перезаряжая винтовку.

Вокруг них царила тишина, но это мало что значило. Маха привлекал шум – и в любой миг могли появиться новые.

– Руль погнул, падла, – хмуро отозвался Борька. – Сразу две лопасти.

– Не заклинил? – тревожно спросил Витька. Инструменты для ремонта у них были, но чиниться тут, отбиваясь от тварей, было бы тем еще удовольствием.

Борька вскинул винтовку на спину и двумя руками подергал лопасти.

– Вроде нет, но обратная дорога будет, я скажу тебе…

– Скажи еще, что не справишься, – усмехнулся Витька.

Борька сплюнул.

– Почему? Справлюсь, конечно. Но вот помотает нас здорово, это да. Короче, накрылась твоя охота. Так что слезай, голубь, со своего насеста.

– Это зачем? – подозрительно спросил Витька. Лезть в холодную, бурую от крови тварей воду ему совсем не хотелось.

– Зачем, зачем… Надо эту п-падаль растащить, иначе я не развернусь.

– А если новые пожалуют, кто тебя прикрывать будет?

Борька картинно закатил глаза. Витька, конечно, был прав, но возня с мерзкими тяжеленными тушами не слишком его прельщала. Р-р-романтика, мать ее… Но раз любишь кататься – люби и саночки возить. Да и клыки у дохлых маха заодно можно вырвать – на ожерелье типа «смерть девчонкам»…

– Я тебе еще припомню, – ухмыляясь, предупредил друга Борька и, вздохнув, принялся за дело.

* * *

Обратная дорога и правда оказалась выматывающей. Когда они добрались до сухого места, где можно было причалить катер, из мальчишек вытрясло остатки сдержанности, и оба хмуро сопели – не поднимали настроение даже мысли об удачной охоте. Болтанка была совершенно невыносимой, движок принялся угрожающе взвизгивать время от времени, и мальчишки смирились с мыслью, что семь километров надо будет топать пешком, а потом возвращаться к катеру и чинить его.

– Вообще-то надо бы давно эти места мелиорировать, – сказал Витька, выскакивая на берег первым. Поскользнулся на траве и сел. – Ну твою ж мать, – уныло сказал он и махнул рукой.

Пошел дождь.

– Тебе что, земли мало? – Борька, поспешно пряча оружие в чехлы, метался по катеру.

Витька не ответил.

Земли на Китеже хватало, что правда, то правда. Семьи Рокотовых и Галюшиных прибыли сюда с первой волной переселенцев почти четыре года назад. Десятилетний Борька был измотан непереносимыми для земного мальчишки тремя неделями полунеподвижности в чреве на скорую руку склепанного рейдера. Сейчас корабли проходили этот путь за шесть дней, но в те времена гипердвигатели были послабей, да и капитан осторожничал, как мог, – все-таки на нем были жизни одиннадцати тысяч человек, не считая команды! Мальчишка решил, что попал в рай, и на второй день убежал из лагеря просто потому, что обалдел от воздуха, океана, степи на юге и востоке и одного вида синеватой полоски леса на севере и западе. Нашли его через три дня, и то, как ему влетело тогда, Борька не любил вспоминать до сих пор. Что мальчишка остался жив, все сочли добрым предзнаменованием, и поселок, который группа колонистов начала строить на месте, где изловили Рокотова-младшего, назвали Доброй Надеждой.

До сих пор Добрая Надежда оправдывала свое имя. Жившие в лесу харг-каарт быстро познакомились и сошлись с землянами. Почва оказалась превосходным черноземом, в холмах на северо-востоке почти сразу нашли несколько речных каскадов, позволявших не возиться ни с каким сложным оборудованием. Когда строили ГЭСку, наткнулись на залежи самородной меди, а чуть позже – железной руды. Земные животные приспособились и к местным условиям, и к местным кормам, а здешняя фауна не таила никаких особых угроз (обитатели болот маха и еще пара тамошних хищников – не в счет), как и здешний микромир – этот вообще так и не смог ничего противопоставить иммунитету землян, автохтонные микробы, вирусы и споры дохли, едва попав в организм пришельцев. В общем, как сказал поселковый голова, склонный к стилизациям речи отец Витьки: «Место рыбой и травами обильно, пахотами и покосами сильно и велми глазу приятно». Не приживались земные деревья, и старшие нет-нет да и грустили по дубам, липам, ясеням родных мест. Но мальчишки и девчонки уже искренне считали планету своим домом, а родившиеся здесь мелкие и вовсе Землю видели лишь на стерео, березу воспринимали как полосатую экзотику, зато великолепно – и раньше взрослых – узнали, что невзрачные, похожие на сушеных гусениц стручки трехножки (это тонкое высококронное дерево смешно опиралось на три выступавших из земли корня) очень вкусные…

…Да, восемьсот человек, живших в Доброй Надежде, вполне могли считать себя счастливыми людьми. Но ни Борька, ни Витька сейчас так не думали. Витька наконец соизволил подняться, они вытащили из катера сумки с упакованной одеждой и обувью, чехлы с оружием, затянули суденышко тентом и полезли на береговой откос.

Дождь пошел сильнее, откос размок на глазах. Когда мальчишки – тяжело дыша, перепачканные красной глиной и страшно злые на все на свете, готовые просто начать кусаться – выбрались наверх, то первый, кого они увидели, был Олег.

Олег Полежаев появился тут два года назад – точнее, в двадцати километрах на восток появилось ранчо Полежаевых, где они выращивали коней. Сам Олег учился на Земле, в каком-то лицее, и сюда наведывался только на каникулы. Когда в начале позапрошлого лета мальчишка-дворянин появился на улицах Доброй Надежды впервые, то местным он «не показался». Слишком замкнутый, недружелюбный – наверное, он и в лицее был такой. Ребята попытались завести с ним дружбу, но он вежливо и оттого еще более обидно дал понять, что в компании не нуждается. Вообще.

Оскорбившаяся общественность решила не навязываться. Похоже, Олег был этим очень доволен. И позапрошлое лето, и прошлое, и начало нынешнего он время от времени попадался местным на глаза – то на реке, то в лесу, то в холмах, то в степи – всегда один и почти всегда верхом. С местными он дружелюбно здоровался, но не более того – и, как видно, на самом деле ни в какой компании не нуждался. Мальчишки из семей персонала латифундии, быстро ставшие друзьями-соперниками поселковых во всех делах, подтвердили, что да, Олег Полежаев и там такой же, ни с кем дружбы не водит, и все тут.