Книга Псевдоним для героя - Андрей Кивинов

Маша вышла из дома, опоздав минут на пять, в течение которых Шурика вновь активно навещали мысли типа «А вдруг передумала?». На ней была беленькая блузка, жакет и средней длины юбочка. Все было подобрано со вкусом. Шурик, оказывается, раньше совершенно не придавал значение тому, во что одеты его подружки. Какая разница? Главное, что под, а не над. Оказывается, разница была, да еще какая.

– Ну, господин журналист, куда пойдем?

– В сад. Пардон, в парк. Я хочу показать тебе самое красивое место в городе.

Ирокез почесал пятерней подбородок и, повернувшись к Челюсти, спросил загробным голосом:

– Ну и какого хера мы второй день этого шибздика пасем? Вчера всю ночь в тачке сидели, теперь, блин, ползай за ним. А щас чего? На водном велосипеде за ним плыть? Кайфово мы смотреться будем. Может, еще и уточек покормить? У тебя булочки нету? Давно бы уж за шкирятник, да в Блуду башкой. А телку его за уши и в стойку. И никаких проблем.

– Алик велел. Чтоб с лазаревскими его засветить. Или с нашими… С теми, кто ему про бензин слил.

– Чего там светить? Два контакта в ноздри, и сам засветится. Позвони эстонцу, спроси, сколько еще за этим обрубком кататься?

Челюсть снял с торпеды трубку, набрал номер. Доложил обстановку, выслушал ответ.

– Все, – он поставил трубку на место, – пришло время «Пепси». (НЕ РЕКЛАМА!).

– Пусть всегда будет «Пепси», пусть всегда будет «Кола», пусть всегда будет «Фанта», пусть всегда будет «Спрайт»!

Ирокез отхлебнул из зеленой стеклянной бутылки с этикеткой «Спрайт». В бутылке был «Джонни Вокер» (НЕ РЕКЛАМА!). Крендель под страхом увольнения запретил пить на службе, приходилось маскироваться. Даже от Челюсти, который мог застучать.

– Они вдвоем в багажник-то поместятся?

– Впихнем…

Надо ли объяснять, что, когда висишь вверх ногами, испытываешь некую странную неловкость, сравнимую примерно с той, что охватывает душу при виде отбойного молотка на столике дантиста. Плюс явный дискомфорт, вносимый ненавязчивой мыслью-вопросом: «А как я здесь оказался и почему?» Эта мысль совершенно заглушает боль от веревки, впившейся в лодыжки, и абсолютно не дает рассмотреть окружающую действительность. Впрочем, постепенно неловкость проходит, зрение адаптируется, и вот уже на фоне пугающей темноты различимы контуры тяжелых, дурно пахнущих ботинок, остановившихся в двадцати дюймах от носа. Из чего напрашивается утешительный вывод, что висишь ты в непосредственной близости от землицы-матушки и головушку, в случае обрыва веревки, не расшибешь.

Шурик, к положению которого и относились названные наблюдения, оторвал взгляд от пола и попытался перевести его наверх, а если относительно собственного тела, то вниз. Частично это удалось. Из упомянутых гигантских ботинок росли черные брюки, затем начиналась шелковая рубашка теплых тонов, усиленных золотом висящей цепи, и завершал композицию фрагмент плохо выбритого подбородка размером с туркменскую дыню. Выше (ниже) ничего рассмотреть не получалось даже при активных качательных движениях.

– Во, очухался, – тяжеловесный бас принадлежал хозяину подбородка-дыни, – с добрым утром, кочерыжка.

– Здрасте, – отозвался Шурик, по резкому встряхиванию тела понявший, что приветствие обращено к нему.

– Переворачивать будем?

– Как хочешь, мне лично и так удобно. Последняя фраза принадлежала второму лицу, которого Шурик не видел, и не очень-то и хотел.

– Сдохнет еще.

Шурик почти не ушибся при падении. Переворачивать, как обещано, его не стали, а просто перерезали веревочку. Подставить руки он не смог, они находились где-то за спиной, связанные чем-то липким, скорей всего скотчем. Приподнявшись, он сел на пол и секунд десять настраивал вестибулярный аппарат, который абсолютно не хотел настраиваться. Такое ощущение, что Шурик смотрел телевизор с перевернутым экраном. Наконец адаптация завершилась, и он вернулся в исходное виртуальное положение.

Помещение, в котором происходили описываемые события, представляло собой что-то среднее между деревенским сараем и трюмом танкера. Но Шурика в первую очередь волновало не это. Глупо любоваться восходом солнца, сидя на электрическом стуле. Волновало его положение в целом, как говорил когда-то президент Горби. Башка, в отличие от компьютера, не оборудована кнопочкой «backspace», приходилось все вспоминать самому, что давалось через силу.

…Они бродили по парку, по дорожке, ведущей к водопаду. В самой дальней части парка бурлил водопад искусственного происхождения. Крайне живописный. Две трубы, торчащие прямо из стенки небольшого оврага. Вода ниспадала из труб в озерцо цвета мореного дуба. Что это за трубы и что это за вода, Шурик не знал, но более романтичного места в городе не существовало, и он решил привести сюда Машеньку. По пути он, с помпезностью катафалка, рассуждал о тонкостях философии, сыпал цитатами из любимого Гегеля, в общем, не отдавал отчета в своих действиях. Маша была проще, она рассказала, что в больнице работает не столько из-за заработка, сколько из-за рекомендации, необходимой для поступления в медицинский. Врачом хочет стать по призванию… Когда они подошли к озеру, Шурик нагнулся, пытаясь увидеть в озере свое отражение, и в ту же секунду его ноги резво полетели куда-то вверх, а охваченная любовными мыслями голова нырнула вниз, зачерпнув

Раскрывшимся ртом порцию теплой водички. Вкус у водички оказался так себе – слабый раствор уксуса в соленой моче. Находился Шурик в этом экзотическом состоянии до тех пор, пока наличие кислорода в крови не стало критическим и связь с внешним миром оказалась потерянной. Все предшествующие попытки вынырнуть или как-то изменить положение оказались тщетными, оставалось смиренно рассматривать дно водоема. Последний кадр запечатлел зеленую бутылку из-под «Спрайта», плавно, словно подводная лодка, опустившуюся на грунт в десяти сантиметрах от глаз. Потом наступила кромешная тьма, и сколько она продолжалась, засечь не получилось. Когда же немного расцвело, мир оказался перевернутым. Сейчас вместе со зрением, кряхтя, возвращались и остальные чувства. И вот наконец-то Шурик без труда различал двух чудовищ, стоявших напротив, и совершенно отчетливо слышал их дивные речи.

«А Маша?! Где Маша?!»

Шурик приподнялся на ноги, огляделся. Маша неподвижно сидела на стуле в темном углу сарая, похожая на маленькую статуэтку египетского фараона, и укоризненно-ошалевшим взглядом смотрела на Шурика. Собственно, ничего другого она и не могла. Руки находились за спиной, вернее за спинкой стула, нижнюю часть лица, словно медицинская маска, закрывала широкая полоска. Попыток вырваться Маша не предпринимала, что говорило о высоком качестве китайского скотча. Интересно, какие сейчас у Маши мысли? «Пригласил милок на свидание, потеряла милка сознание…»

Шурик перевел глаза наверх. Над головой болталась веревка, прикрепленная к какой-то балке под потолком. Наконец-то он смог сделать малорадостный вывод о месте нахождения. Это был чердак, вероятно, старого дома, судя по ветхости перекрытий и количеству паутины. Источником света служили два круглых оконца у основания крыши. Пол был засыпан мелким гравием, прекрасно поглощающим звуки шагов, так что топай не топай – никто не услышит. А это было бы не лишним: Шурик уже понял, что привезли их сюда не за тем, чтоб показать выступление дрессированных крыс.