Книга Когда людоед очнется - Доминик Сильвен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и отлично.
— Сто восемнадцать AZD семьдесят пять.
— Простите?
— Это номер одной из машин, на которых приехали громилы. Так вам легче будет найти Ноно Сталинградского.
— Момо Сталинградского. Вы очень любезны.
— Пусть будет Момо. К вашим услугам. Ну а теперь чем мы займемся?
Он вытаращил глаза и открыл рот. Но вовремя спохватился:
— Чем мы теперь займемся?! Само собой, пойдем танцевать в кабак!
— Танцевать?
— Вы пойдете домой. И я не желаю, чтобы вы совали свой нос в мое расследование. Я ясно выразился?
— Пока с вашим носом не все в порядке, — сказала она, извлекая из кармана бумажный платок.
Он посмотрел на нее с досадой. Ингрид потерла красную полоску, пересекавшую его нос на манер индейской боевой раскраски.
— Не оттирается. Нужен ацетон.
Она швырнула платок через плечо, улыбнулась и в сопровождении далматинца пошла прочь. Он провожал ее взглядом чуть дольше, чем следовало.
* * *
В его квартире на улице Корвизар царила тишина. Он разделся на кухне, бросил рубашку и джинсы в пластиковый мешок и завязал ручки, прежде чем выкинуть. Не хотелось, чтобы жена испугалась, наткнувшись на окровавленную с виду одежду. Он долго стоял под горячим душем. Изучил свое лицо в зеркале: красноватая отметина на носу так и не отмылась. Мрачное воспоминание настигло его, словно бумеранг, которому понадобились годы, чтобы вернуться. Тогда он не сразу поверил, что это его кровь. Всплеск адреналина заглушил боль. А ведь обкуренный крэком нарик, напавший на него с ножом, едва его не пришил. Он отделался рассеченной бровью и двадцатью стежками на боку. Он подумал о Беатрисе. О том, что едва ее не потерял. Прошло два года. А кажется, целая вечность.
Он скользнул в постель. Беатриса мирно дышала, отвернувшись к окну. Прежде чем Саша Дюгену удалось заснуть, ему привиделось лицо американки, готовой на самые дикие выходки, лишь бы помочь своему кажёнскому другу. «Он нанял этих типов, чтобы сеять здесь терроризм». «Ну а теперь чем мы займемся?» Эта высокая блондинка… что-то неописуемое… кстати, ножки у нее что надо… даже в патогас.
Ему снилось, будто он плывет в бассейне, полном крови. Соперников он не видел, но знал — он впереди. До победы осталось несколько метров. Он вышел из бассейна, по телу струилась кровь, босые ноги оставляли на белом кафеле кровавые следы. Его ждали судьи. Одни старики. Сейчас они вручат ему награду…
— Саша, Саша! Вставай. По телевизору говорят о твоем деле!
Дюген открыл один глаз, увидел Беатрису в белом пеньюаре.
— Только что ведущий объявил, что сейчас покажут репортаж. Ну же, дорогой, поднимайся!
Он пошел к жене на кухню. Завтрак готов, телевизор включен на полную мощность. Показывали громил и художников в одном полицейском фургоне и Николе, который следил за ходом операции. Изображение расплывчатое, тусклое.
— Так я и знал, — бросил он. — Кто-то из местных продал каналу любительскую съемку. А может, один из художников.
Журналист за кадром излагал суть дела Лу Неккер, поясняя, что жертва жила в общине художников, куда прошлой ночью прибыла команда майора Саша Дюгена. Все завершилось массовым задержанием.
— Недурная реклама, — отметила Беатриса. — Даже отличная, если хочешь знать мое мнение. Вспомни папу. Он всегда умел использовать прессу. Особенно телевидение. Он был королем невозмутимости и язвительных реплик. У каждого свой стиль. У меня в министерстве, в Управлении по связям с общественностью, есть близкая приятельница, она могла бы дать пару советов насчет твоего имиджа.
— Там видно будет.
— Хочешь кофе?
— Да, спасибо.
Он смотрел на ее хлопоты: кажется, она похудела.
— Ты уверена, что не переутомилась, Беатриса? Выглядишь усталой.
— Шутишь. У нас аврал, из-за визита министра на Корсику все подняты на борт.
Вы все на борту, а я плыву в бассейне с кровью, подумал он. Потом опомнился. Обнял ее за талию и предложил вернуться в спальню. Она сослалась было на срочные встречи. Он распустил пояс белого пеньюара.
* * *
Ингрид спустила Зигмунда с поводка и расположилась в приемной. Помахала Антуану Леже, когда он выглянул, воспользовавшись перерывом в приеме.
— Зигмунд не ночевал дома. Я вернулась слишком поздно, чтобы отвести его к тебе. Прости.
— Он был в надежных руках. Что это с тобой? Ты в платье!
Упомянутое платье представляло собой синтетическую вещицу цвета зеленого яблока, без рукавов и с оранжевой пластмассовой лентой вместо пояса. Ингрид решила, что к нему прекрасно подойдут ядовито-розовые кроссовки.
— У нас с Лолой назначена встреча с очень старым господином. Она посоветовала мне надеть что-нибудь более женоподобное.
— Скорее, женственное. Ты похожа на героиню научно-фантастического фильма. Но идея хорошая.
— Антуан, как по-твоему, можно полностью заблуждаться?
— Насчет платья?
— Нет, насчет человека.
Она рассказала о своем знакомстве с Брэдом Арсено в Новом Орлеане и об убийстве Лу Неккер. В заключение поведала о проекте «Толбьяк-Престиж» и о свидетельствах Кармен и громилы, которые видели, как Брэд что-то разнюхивал в мастерских.
— Это человек, которому я вполне доверяю. Но разные люди описывают его красками, которые мне совсем не нравятся.
— Ты достаточно общалась с ним, чтобы узнать, какой он на самом деле, — возразил психоаналитик. — Но не исключено, что он не всегда один и тот же.
— У него может быть несколько личностей?
— Которые сосуществуют, не зная друг о друге. Это бы объясняло абсолютную искренность того Брэда, которого ты знаешь. Но столь серьезные расстройства личности — большая редкость. Так что, возможно, все дело в зависимости. От наркотиков или от алкоголя.
— Кое-кто однажды обозвал Брэда пьянчугой. Но я ни разу не видела, чтобы он пил.
— Бывший алкоголик может приняться за старое.
— Как — приняться?
— Самозабвенно.
— То есть забыть кусок своей жизни?
— Вообще-то это называется амнезией. Проще говоря, это провалы в памяти. Тело действует, а мозг блуждает во мраке. Так может продолжаться несколько минут или несколько дней. Когда приступ проходит, человек не в состоянии вспомнить, что он делал или говорил, пока находился под действием алкоголя. Но на самом деле я должен увидеть твоего друга, чтобы поставить хотя бы предварительный диагноз.
На ее лице отразилась такая решимость, что Леже не сдержал улыбку.