Книга Кот играет с огнем - Ширли Руссо Мерфи

Джо ткнулся носом ей в шею.

— Может, когда-нибудь мы придумаем, как это устроить.

Она от души рассмеялась.

— Конечно. И как на Луну слетать тоже.

Мисс Кейл рассказала суду, что они с Джанет всю субботу бродили по магазинам и пользовались только общественным транспортом. Решив перекусить, они прокатились на фуникулере до Рыбацкой набережной.

— Настоящие крабы, — сказала Дульси. — А может быть, омары под сливочным соусом.

Она изящно облизнулась розовым язычком.

— У меня складывается впечатление, что больше всего это дело интересует тебя с гастрономической точки зрения.

— Мечтать не вредно. Они наверняка чудесно провели время в тот уикенд.

Во второй половине дня подруги зашли в художественный салон, где Джанет купила масляные краски, четыре рулона холста и большое количество подрамников. Покупки доставили ей в гостиницу, где она дала посыльному ключи от своей машины и поручила переложить груз в фургон, стоявший в подземном гараже. По словам Джины, в тот вечер Джанет ужинала в компании самой Джины, её мужа и ещё одной пары, по заказу которой Джанет делала громадную скульптуру в виде рыбы выпрыгивающей из воды. Как раз эту работу и собиралась закончить художница в то роковое утро. Ужин проходил в индийском ресторане на улице Грант, куда они дошли пешком от гостиницы. Для обратного пути в «Святой Франциск» было заказано такси.

Нэнси и Тим Дункан были друзьями Джанет и Кендрика Мала до того, как те развелись. За ужином говорили в основном о скульптуре. Джанет намеревалась доставить её в Сан-Франциско в начале следующей недели. Дунканы были владельцами популярного в городе ресторана, для которого и приобреталось трёхметровое изваяние. Насколько было известно Джине, в ту ночь Джанет свой фургон со стоянки не забирала. После ужина она сослалась на усталость и сразу пошла в свой номер.

Джина сказала, что воскресенье они провели на этюдах в городе. Воскресным вечером должна была открыться выставка в Музее де Янга, и Джанет обедала с трёмя знакомыми художниками. Джины там не было. Она назвала их имена и сказала, что после ужина Джанет с друзьями на одной машине отправились прямо в Музей де Янга. Там Джанет получила две свои награды. С приема они ушли около десяти и поехали в «Святой Франциск». Джанет переоделась и рассчиталась, погрузила чемодан в машину и отправилась в Молена-Пойнт. Джина сказала, что видела Джанет перед отъездом. Эту часть её свидетельства подтвердили метрдотель и несколько служащих гостиницы. В этих показаниях не было ничего, что позволило бы заподозрить в чем-либо Джину или предположить, что Джанет испытывала хоть какое-то беспокойство за свою жизнь или опасалась возвращаться домой.

Дульси ещё раз попыталась отряхнуться от пепла, но вскоре отказалась от этой мысли. Звуки снизу поутихли, только изредка доносились отдельные стуки. Похоже, Мэррит перебрался в дальнюю часть дома.

— Мы можем прошмыгнуть сейчас, он нас не увидит.

— Копы видят всё.

— Он не коп, он жулик. Он не…

— Он коп, хороший или плохой – неважно. Уймись, дождёмся его ухода.

Дульси прохаживалась среди сгоревших обломков и раздражённо трогала лапкой кучки пепла, принюхиваясь к сгоревшим деревяшкам и покорёженному металлу. Полицейские уже осмотрели здесь каждый дюйм, упаковали каждую щепку, которая могла хоть чем-нибудь оказаться полезной; иногда они даже просеивали горелую труху через марлю. Сгоревшие газовые баллоны и шланги забрали. Дульси полагала, что их тоже отвезли в лабораторию. Местная газета писала, что в большей части своих расследований полиция Молена-Пойнт пользуется услугами окружной лаборатории. Со скульптуры прыгающей рыбы, сильно пострадавшей от пожара, сняли отпечатки пальцев; затем её увез на хранение агент Джанет. Полицейский фотограф отщёлкал не меньше дюжины пленок, должно быть, запечатлев всё, что было размером больше кошачьей шерстинки.

Дульси осторожно приблизилась к дыре в центре усыпанной мусором плиты, откуда лестница вела вниз, в квартиру. Ступени под слоем пепла и горелых ошметков были обуглены и поедены огнём; верх бетонной стены почернел. Нижняя часть лестницы осталась относительно нетронутой, дверь почти не закоптилась. Дульси уже обследовала пространство внизу и не обнаружила ничего интересного. Теперь же, когда она повернулась, чтобы отойти, что-то острое вонзилось ей в лапу, причинив резкую жгучую боль. Мяукнув, она затрясла пострадавшей конечностью.

Из подушечки торчала закопченная чертежная кнопка с клочком обгоревшего холста. Острие впилось глубоко, и, когда Дульси извлекла кнопку зубами, из ранки выступила кровь.

Дульси облизала лапку, разглядывая кнопку и сантиметровый обрывок полотна, — всё, что осталось от одной из картин Джанет, жалкие кусочки сгоревшей ткани и металла. Дульси сбросила их вниз и сиротливо прижалась к Джо, горюя по Джанет.

Этим летом Дульси впервые открыла для себя богатства человеческого мира: музыку, живопись, драматургию. Обнаружив галерею Аронсон, кошка пришла в такой восторг, что отправилась прямиком туда. В галерее были выставлены пейзажи Джанет – дюжина громадных полотен, таких же выразительных, как та картина, что висела в гостиной у Вильмы.

Народу в галерее было немного, но все были так увлечены созерцанием картин и разговорами с Сесили, что на Дульси никто не обратил внимания. Пробираясь среди угловатых перегородок, она старалась не попасться на глаза и неотрывно глядела на роскошные пейзажи, полные воздуха и ветра. Один из посетителей застал её за этим занятием: «Посмотрите на эту киску, она, оказывается, любительница искусства!» Остальные тоже обернулись, и галерея наполнилась хохотом. Дульси сбежала, напуганная и смущенная.

Долгое время кошка не решалась снова зайти в галерею, однако нередко запрыгивала на низкий подоконник и лежала там, притворяясь, что дремлет, а сама восхищённо разглядывала картины. Странно, эти полотна вызывали у Дульси такой же восторг, как вещи из яркого шёлка и бархата, которые она любила таскать из чужих домов. До нынешнего лета мелкое воровство было единственной её слабостью; кошка и представить себе не могла, что существует ещё что-нибудь столь же увлекательное и волнующее.

В своих воровских наклонностях Дульси была не одинока. У Вильмы хранилась целая подшивка статей о таком поведении кошек. Некоторые из них таскали вещи из своего же дома: авторучки, заколки для волос; другие предпочитали поживиться у соседей, как Дульси. Хозяева воришек утверждали, что подобные замашки их питомцев – признак более высокого интеллекта. Может, так оно и было. Но единственное, что наверняка знала Дульси, — с самого детства она питала страсть к вещам и поэтому воровала их. Ей не было ещё и шести месяцев, когда она самостоятельно выучилась подпрыгивать и срывать развешанные для просушки самые яркие и шелковистые вещички, даже если они были закреплены прищепками. Она выучилась открывать незапертые двери соседских домов и могла справиться практически с любой дверной ручкой. Забравшись в дом, Дульси прямиком направлялась в хозяйскую спальню, конечно, если в семье не было девочки-подростка, чья комната для кошки представляла ещё больший интерес. О, эти атласные ночные рубашечки, шелковые чулочки и маленькие кружевные лифчики! Унося добытые сокровища домой, Дульси прятала их под шкафом или диваном, ложилась на них и самозабвенно мурлыкала. Когда Вильма обнаруживала похищенное, Дульси ужасно огорчалась, но виду никогда не показывала.