Книга Человек, которого я убил - Надежда и Николай Зорины
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочу.
Виктор опять включил компьютер и долго терпеливо работал. А у Полины в голове сложилась четкая картина: Максим четыре с половиной года назад совершил убийство, об этом узнала Катя и, не пережив такого удара, выбросилась из окна. Максима оправдали, выпустили на свободу, но пережитый в свое время стресс дал о себе знать спустя несколько лет. И вот теперь…
– Не совершал он никакого убийства, – раздраженно проговорил Виктор, закончив работу, – ни четыре года назад, ни четыре с половиной, ни пять, ни десять. За свою тридцатипятилетнюю жизнь Максим Данилов ни разу не попал в поле зрения органов. Я даже по ГИБДД его пробил – и там все чисто. Не человек, а сплошной Серафим.
– Пробил по ГИБДД? – насторожилась Полина – ей пришла в голову еще одна мысль, которой, впрочем, она также с Виктором делиться пока не собиралась. – А какая у него машина? И… какой номер?
– Бордовый «форд», номер… – Он назвал номер. – А что?
– Нет, ничего. – Мысль ее, к счастью, не оправдалась. – А пробей-ка еще один номерок, – попросила она и назвала тот самый номер, который ей вспомнился вчера во время уборки.
Виктор бросил на нее странный взгляд, но послушно выполнил просьбу.
– Владелец машины Дубровин Дмитрий Александрович, – сказал он через некоторое время. – Ну и кто он такой?
– Понятия не имею.
– Слушай, – проговорил Виктор с едва сдержанной обидой, – может, ты мне все-таки объяснишь хоть что-нибудь?
– А что я должна объяснить?
– Почему именно четыре с половиной года и при чем тут марка машины Максима? При чем здесь этот Дубровин? Да и все остальное. Ты звонишь ни свет ни заря, говоришь, что у нас появился клиент, потом рассказываешь какую-то безумную историю. И ничего толком не объясняешь. Как, по-твоему, я должен на это реагировать?
– Объясню, обязательно, но позже. Пока я и сама не до конца понимаю.
– Ну, в любом случае расследование можно считать завершенным. Максим никого не убивал, а посему… Кстати, как вы договорились о связи? Нужно ведь составить договор, – запоздало спохватился Виктор.
– Договор… – растерялась Полина. Сначала она все боялась, что Виктор об этом спросит, а потом отвлеклась. – Договор мы составим. Завтра. Или послезавтра. Сейчас как-то не до того.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Виктор. – Завтра так завтра. Честно говоря… – Он замялся, не зная, как сказать Полине, что ему давно уже нужно быть на работе, но она вдруг все поняла сама.
– Прости, я совершенно забыла, – очень смутилась Полина. – Беги. Извини, я тебя страшно подвела.
– Ничего, перебьются, – пробурчал Виктор. – Ты смотри тоже тут не особо задерживайся. Иди домой, приляг, ты же всю ночь не спала.
– Да-да, – нетерпеливо проговорила она, – иди уж. Я только Максиму позвоню. – Тут она откровенно обманывала, никакого номера Максима у нее не было, а у Виктора сначала не сообразила спросить, а потом это выглядело бы слишком подозрительно. – Договорюсь о встрече на завтра и пойду домой.
У нее возникла странная уверенность: как только Виктор уйдет, Максим вернется в агентство. Услышав, что машина ее помощника отъехала, Полина откинулась в кресле и стала ждать. Вот сейчас хлопнет дверь, раздадутся шаги…
Но прошло довольно много времени, а он так и не появился. Может, Виктор прав, это действительно только какой-то глупый розыгрыш? Почему его нет ни в одном полицейском протоколе?
Нет, на розыгрыш не похоже: разыграть такой ужас вряд ли возможно, и потом… она его видела. Есть в этом хоть какой-то смысл? Или, наоборот, факт ее видения опрокидывает всякий смысл? Факт видения! Смешно, в самом деле! Факты здесь вообще ни при чем, не на них нужно опираться. Факты объявили войну ощущениям и памяти. Беспамятству, впрочем, также. Максим утверждает, что убил человека. Он это знает, помнит и чувствует. Факты опровергают убийство. Нигде оно не зафиксировано, единственный свидетель, на которого Максим может сослаться, мертв.
Мертв. Застрелен в своей квартире.
Нет, нет, об этом лучше вообще не думать. Там все ясно и просто: киллер, профессиональная деятельность. На кого на кого, но на киллера Максим уж точно не похож. Человек, приходящий в такой ужас, не способен на хладнокровное убийство…
Убийство, которое совершил Максим, и было вполне хладнокровным. Он этого не только не отрицает, но наоборот – подчеркивает. «Я долго и тщательно готовился к убийству», – вспомнилось ей. Фраза звучала немного иначе, но смысл был тот.
Полина достала чистый лист бумаги, записала эту фразу. Подумала немного и зачеркнула. Представила Максима, стоящего в прихожей с пистолетом в руке. Представила себя на его месте. Услышала стук капель в оконное стекло. Прицелилась. Лицо жертвы представлялось неясно – просто некое лицо некоего человека. Кто он такой? По какой причине она собирается его убить? Почему он до последнего момента так и не поверил, что она сможет выстрелить?
«До самого последнего момента он не верил, что я смогу в него выстрелить. Я тоже не верил, хоть долго и тщательно готовился к убийству», – записала Полина новую редакцию начала рассказа Максима. И тут мысли – чужие и в то же время как будто ее собственные – понеслись, понеслись, она едва успевала записывать. Строчки набегали одна на другую, буквы плясали по строчкам, но она, конечно, этого не видела, да ей было все равно. Важно поскорее записать, а почему это важно, она не смогла бы ответить. Лист кончился, под рукой оказалась твердая гладкая поверхность стола. Полина нетерпеливо выхватила из пачки другой лист и продолжила записывать.
Она писала словно под диктовку (своих или чужих воспоминаний?) – и вдруг совершенно ясно увидела всю сцену. Увидела и ощутила. Холодная темная улица, не горят фонари, слышатся чьи-то шаги, кто-то ее догоняет. Лицо ее жертвы, все такое же расплывчатое, общее для всех человеческих лиц, приобрело новое выражение – отчаяния? боли? «Убийство было совершенно напрасным», – говорит ей человек, которого она убила. Которого убил Максим – конечно, Максим, – небольшая оговорка, ничего больше.
Этой ночью они должны быть вместе, и потому нужно возвращаться домой.
«Как трудно найти дорогу назад, дорогу… к разбитому зеркалу.
Холодно и черно. Мокро капает сверху. Холодно и черно. Ноги больше не повинуются мне. Холодно и черно… Вот и дом, мой дом, где… Сегодняшней ночью я забыл о чем-то важном».
Дописав последняя фразу, Полина вернулась к первому листу и крупными, четкими, почти печатными буквами написала сверху: «Пролог». И тут ей окончательно стало все ясно.
Факты не имеют никакого значения, на них опираться не стоит. Важно лишь то, что видишь, слышишь и помнишь. Или не помнишь, но знаешь, что все так и было. А еще Полина поняла две вещи: Максима она обязательно встретит сегодня в двенадцать часов в парке и что времени у них очень мало. Времени просто в обрез, нужно торопиться.
Спрятав исписанные листы в ящик стола под стопку каких-то старых журналов, Полина взяла трость и вышла из офиса.