Книга Большая книга перемен - Алексей Слаповский

– Ага, – иронически хмыкнул Павел.

– Между прочим, они о тебе книгу хотят написать, – сказал Валера. – Не сами, конечно, а с помощью моего друга. Илья Немчинов, журналист.

– Книжку о Постолыкине написал, хорошая книга, – кивнул Павел и заулыбался, довольный. – Ах, паразиты! На слове поймали меня, подарок решили сделать.

– Черт, я же проболтался! – как бы спохватился Сторожев.

– Ничего. Не проболтался, а просто сказал в дружеском разговоре. Не считается. Ты же не знал, что я этого не знал?

– Нет.

– Ну и всё. А как они собираются это сделать? То есть он? Только про меня или вообще про семью, про отца с матерью? Между прочим, я тебе сейчас кое-что покажу.

Павел вышел и вернулся с картонкой в рамке. На приклеенном к картонке ватмане было схематично нарисовано родословное древо – видимо, сам Костяков трудился. Павел поставил громоздкую раму на каминную полку.

– Вот, полюбуйся!

Любоваться особо было нечем, древо было не густым. Сверху, как полагалось, самые младшие, снизу, у корня аляповато нарисованного дерева неизвестной породы, – старшие.

– Видишь? – спросил Павел. – Сплошные вопросы. Мы дальше своего деда никого не знаем. Кто был прадед, неизвестно. Кто был нашей бабки отец, неизвестно. Они сами не понимают, какое хорошее дело задумали. Не про меня надо, а вообще про семью – откуда, кто. Чтобы потомки знали. Это же интересно!

– Илья, насколько я знаю, отказался.

– Почему? Мало предложили?

– Нет, там какие-то свои соображения.

– Какие еще соображения?

Павел, не любивший ничего откладывать, тут же взял телефон, позвонил Максиму.

– Ты только скажи, что я не нарочно проболтался, – успел предупредить Сторожев.

– Да ладно!

Быть уличенным в добром деле не так уж страшно, поэтому Максим сразу же и охотно сознался. Объяснил, что Немчинов закапризничал, они дали попробовать другому человеку, известному журналисту Дубкову, но тот не справился.

– А Немчинов сколько запросил?

– Миллион рублей.

– Нормальная цена. Столько средняя машина стоит, а книга – не машина. Машина разобьется или сгниет, а книга останется. Мы тут с Валерой Сторожевым за городом у меня, берика этого Немчинова, Петру позвони, езжайте все сюда.

– Пропал сюрприз! – огорчился Максим.

– Шут с ним. Идея хорошая, это главное. Надо обсудить. Короче, жду.

Максим позвонил сначала Петру, велел, чтобы ехал к Павлу, а потом Немчинову. Напросился на визит, примчался через считанные минуты. Дома, на счастье Максима, оказались и жена, и дочка Немчинова, они были в соседней комнате, но незримо присутствовали, стояли за плечами Немчинова, что очень облегчало.

Максим повел беседу энергично.

– Значит, вы все-таки согласны?

– Да. Но хотелось бы обговорить…

– Все обговорим.

– Непривычное дело, сами понимаете…

– Будете писать – привыкнете. Тем более ситуация изменилась: Павел узнал, что мы ему хотим сделать такой подарок. Благодаря вам узнал.

– Как это? Я с ним даже не знаком. То есть пересекались, я его знаю, но он меня нет.

– Другие люди есть. Вы по всему городу благую весть разнесли.

Обычный выпад – заставить противоположную сторону чувствовать себя виноватой. Зубры и волки, переговорных дел мастера, на это не покупаются, а Немчинов наивно огорчился:

– Я только своим людям, по-дружески. Даже всего только одному, Валере Сторожеву. Не думал, что он…

– Вот и он по-дружески – Павлу. Ладно, поезд ушел, что теперь говорить? Выручайте нас: брат просит приехать, обсудить. Огромная просьба – ни от чего сгоряча не отказываться. Все обговариваемо, понимаете?

– Если обговариваемо, то…

– О том и речь. С учетом ваших условий и творческих запросов.

В результате у Немчинова сложилось впечатление, что он победил. Этого Максим и добивался. Оптимальный результат – чтобы поверженный, облапошенный и даже втоптанный в пыль противник чувствовал себя при этом на коне. Ибо главное для человека, давно понял Максим, не сама победа, а ощущение победы, пусть даже ложное. Наполеона после Бородина все убеждали, что он победил. И сам он так считал. Чем кончилось, мы знаем.

Когда ехали, Максим дал посмотреть Илье те несколько страниц, которые написал Дубков, со своими пометками.

– Нашли тоже, кому предложить, – сказал Немчинов. – Нет, журналист он, может, и неплохой, – тут же оговорился он, считая неприличным хаять коллегу (хотя и журналистом считал Дубкова отвратительным, да и человеком тоже).

– Так вы же отказались.

Приехали к Павлу, когда там был уже Петр. Немчинов, здороваясь со всеми, на друга Валеру посмотрел особенно, тот слегка пожал плечами: так уж получилось, не обессудь!

Сели за дубовый стол, начали переговоры. Для братьев это было дело привычное, Сторожеву тоже приходилось играть в бизнесмена, когда создавал свою клинику, закупал оборудование, нанимал специалистов. При этом Валера всегда в таких случаях как бы наблюдал за собой со стороны. Это был театр одного актера и одного зрителя – никто другой не догадывался, что Валерий Сергеевич Сторожев слегка валяет ваньку, дурачится (не упуская при этом выгоды), напротив, вид у него был сугубо деловитый, серьезный, уважительный по отношению к теме встречи и к собеседнику, поневоле и собеседник становился таким же. Наблюдая за многими новоявленными предпринимателями, особенно первого поколения, Сторожев легко распознавал тех, для кого игра в бизнес была непривычна, кто стеснялся этой игры, воспитанный советскими десятилетиями в том духе, что всякая выгода есть грех. Они, особенно если из интеллигентов или недавних работяг, казались людьми странной овечьей породы, коряво напялившими на себя волчий зипун, из-под которого то и дело выглядывала курчавая простодушная овчинка. А потом… Потом пришли уже волки естественные, без курчавости, готовые на все. Да и среди прежних было немало матерых, тех, кто и до Передела имел опыт серьезного бизнеса, так называемые цеховики, крупные хозяйственники, администраторы, фарцовщики и, естественно, комсомольские и партийные работники.

А Немчинов казался здесь странным, попавшим по недоразумению. Даже одеждой своей – всё те же летние жеваные брючки, рубашонка, босоножки с черными носками. И как у Сторожева он не обращал внимания на прелестный интерьер, так и тут словно не замечал окружающего великолепия – огромных окон, высоких потолков с лепниной, камина, выложенного красным и черным мрамором (похожего от этого на Мавзолей Ленина), дубовых панелей и антикварных светильников. Он сосредоточился на сути – что в конечном итоге было правильнее всего.

Разговор вел Павел. Он отнесся к Немчинову крайне уважительно. Первым делом попросил расписаться на книге о Постолыкине. Поинтересовался, как распродается тираж. Посетовал: не ценят у нас настоящих книг. Изъявил готовность поспособствовать: купить остаток и распространить в сарынском бизнес-сообществе. А потом сказал: