Книга Черный трибунал - Виктор Доценко

У Миллера никогда не было друзей — только знакомые, которых он разделял на «полезных сейчас» и «тех, кто может быть полезным в будущем». Сострадание, сентиментальность, простая человеческая открытость — это было не для него.

Единственной слабостью Александра Фридриховича было полное отсутствие слабостей. Он никогда не курил, почти не употреблял спиртного (правда, никогда не отказывая в угощении людям полезным и влиятельным), а если в отпуске и бегал по бабам, то очень осторожно и умеренно, так чтобы никто не узнал.

В отличие от большинства курсантов, Миллер читал не только уставы и теоретиков марксизма-ленинизма, но и классиков мировой литературы и философии.

Понравившиеся изречения он старательно выписывал своим нечеловечески красивым почерком в толстый блокнот в кожаной обложке, с которым почти никогда не расставался.

Больше всего в этом блокноте было цитат из Библии и почему-то Шопенгауэра. Этот мрачноватый философ, во-первых, был предельно циничен в своих афоризмах, а во-вторых, он тоже был немцем, что очень нравилось Миллеру. Вот несколько характерных для Шопенгауэра мыслей:

«Ни с кем не следует быть слишком уступчивым, слишком добрым», или:

«Едва мы успели подружиться с кем-нибудь, он тотчас же оказывается в нужде и уже целится перезанять у нас», или: «Если подозреваешь кого-либо во лжи, притворись, что веришь ему; тогда он наглеет, лжет грубее и попадается».

Вообще в этом блокноте были собраны афоризмы буквально на каждый случай. Например, на отдельную страничку Миллер выписывал льстивые для начальства фразы, на другую — такие, которые могли бы показать людям всю якобы ученость и незаурядный ум бывшего армейского писаря.

Впрочем, фиксирование чужих мыслей на бумаге было лишь тренировкой памяти: почти все свои записи Александр Фридрихович мог запросто цитировать наизусть, например, на заседании партбюро, куда он входил со второго курса.

Столь редкий набор положительных качеств в лице одного человека не мог не обратить на себя внимания начальства, и после распределения Миллеру вновь повезло: совершенно неожиданно для себя он получил фантастическое назначение на должность адъютанта начальника штаба Белорусского военного округа.

Есть лейтенанты, и есть Лейтенанты. Есть лейтенанты — Ваньки-взводные, и есть Лейтенанты — адъютанты начальников с большими звездами. Между ними непреодолимая пропасть. К первым штабные капитаны да майоры обращаются: «Слышь, ты, сделай то-то и то-то». Ко вторым — исключительно по имени-отчеству и со льстивым придыханием. А уж если такой адъютант пользуется особым расположением товарища генерала…

Товарищ генерал, непосредственный начальник лейтенанта Миллера, являл собой законченный тип высокопоставленного болвана, тупым усердием выслужившего свое место. Про таких говорят: свое место он высидел задницей, а не умом.

Однако новый адъютант понравился с первого взгляда: исполнительный, старательный, немногословный и очень понятливый.

Товарищ генерал никогда не отличался умением разбираться в людях — куда ему было рассмотреть в молодом офицере прожженного честолюбца и карьериста, давно уже разделившего весь мир «на себя» и на «всех остальных»! А вот беспрекословное подчинение не могло не подкупить этого ограниченного солдафона.

И потому он старательно пропихивал своего порученца наверх: сперва — на капитанскую должность в штаб, затем — в академию.

Конечно, не только подчинением подкупал Миллер старого генерала — он вовремя и очень услужливо преподносил своему начальнику дорогие подарки, посылал ему, как бы невзначай, наиболее шустрых поблядушек, помог в строительстве персональной дачи, которая была возведена на ворованные деньги в рекордно короткие сроки. Когда престарелый генерал скоропостижно умер, Миллер путем сложных махинаций сумел наложить лапу на генеральскую дачу, продал ее недорого какому-то «деловому» и присвоил деньги.

В восемьдесят третьем году майор Миллер, блестяще закончив академию, получил распределение в Группу советских войск в Германии, естественно — на штабную должность. Такое распределение выглядело странным: этнических немцев, даже офицеров, в ГСВГ старались не посылать. Однако в глазах начальства товарищ майор был прежде всего активным членом коммунистической партии, блестящим офицером, до мозга костей советским человеком, а уж потом — немцем.

Все складывалось как нельзя лучше. Александр Фридрихович шел по жизни нагло и уверенно, с неудержимостью тяжелого танка. Восходящая линия успеха была начертана в жизненном графике на много лет вперед: через несколько лет — начштаба полка, потом — командир полка и парторг дивизии, а потом, может быть, и повыше…

К сорока пяти годам Миллер твердо рассчитывал занять место в высшем эшелоне советского военного истеблишмента; люди, хорошо знавшие его, не сомневались, что так оно и случится.

Однако неожиданно грянула перестройка с ее свободами, и уже в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году Миллер, точно проанализировав возможные перспективы, впервые за свою жизнь растерялся. Цели, к которым он стремился едва ли не половину жизни, оказались ложными. Так часто бывает на окружных учениях: получает штаб полка донесение разведки об обнаруженном объекте, высылает несколько взводов диверсантов для его уничтожения, а объект-то оказывается ложным, эдакой ловушкой для легковерных дурачков. В результате диверсанты в условном плену, а командиры, отдавшие приказ выйти к объекту, готовятся к генеральскому нагоняю, далеко не условному.

Александр Фридрихович, прирожденный прагматик, был не настолько глуп, чтобы не понять очевидного: для захвата жизненных высот нынче вовсе не обязательно иметь безукоризненную репутацию грамотного офицера и члена КПСС.

Высокие должности не гарантировали жизненных благ; понятие «успех» больше не отсвечивало парадным блеском генеральских погон и лаком служебных «Волг», а впервые предстало в чистом, незамутненном виде. Синонимом успеха, власти и даже счастья стало исключительно богатство.

Миллер понял: эпоха советского аквариума с гарантированной кормежкой, где выращенные в тепличных условиях рыбки жрут самосильно друг друга и вяло интригуют за вкусного червячка, закончилась. В океанской стихии первоначального накопления капитала выживают не глупые караси, а зубастые пираньи. Теперь все решает хватка: кто больше ухватил, тот и обеспечил себе плацдарм для дальнейшего продвижения по жизни.

А ухватить в ГСВГ было что…

Армия постепенно разваливалась, а после присоединения ГДР к ФРГ и вовсе очутилась за гранью полного разложения и деморализации. Зарплата военнослужащих ГСВГ исключительно в немецких марках, красивая буржуазная жизнь, а главное — возможность украсть, что плохо лежит. А в Группе советских войск в Германии плохо лежало абсолютно все, и Александр Фридрихович был одним из первых, кто понял, какие редкие возможности открывает служба в Центральной группе войск.

Карьерные устремления, желание стать генералом, стремление к сохранению имиджа грамотного, честного офицера — все это было забыто подполковником Миллером. Тогда, в конце восьмидесятых, словосочетание «честный офицер» становилось анахронизмом; во всяком случае, в Группе советских войск в Германии. Куда чаще звучало «офицер-вор», «офицер-растратчик»…