Книга Последний маршал - Фридрих Незнанский

Куда это, в конце концов, запропастилась сексапильная следователь Лиля Федотова?!

5

Да, этого можно было ожидать. Что-то в этом смысле можно было предположить. Если события начинают течь, говорил в свое время один мой хороший знакомый, о котором речь еще впереди, того и жди, что потолок на тебя обвалится. Ну что ж, события «начали течь» и выходить из-под контроля.

Пришла юрист второго класса Лиля Федотова и за руку приволокла за собой потерпевшую Таню Зеркалову.

— Под лестницей нашла, — доложила мне Лиля. — Забилась в самое темное место и ревет, как будто ей пятнадцать суток грозит. Но тихо-тихо так ревет, чтоб никто не услышал и не прогнал, значит.

Лицо Тани действительно было опухшим от слез, нос сморщился, будто она вот-вот снова начнет плакать, глаза сузились в щелочку. Что могло случиться?

И тут я сделал ошибку.

— Присядь, Таня, — ласково попросил я ее. — Лиля, принесите стакан водя для Тани, пожалуйста.

Лучше бы я на нее наорал. Потому что, с готовностью кивнув и сев на предложенный стул, Таня снова заплакала: тихо, беззвучно, только слезы свободно лились из глаз, которые были широко раскрыты и смотрели в одну точку. Я беспомощно посмотрел на Лилю.

Она заставила Таню взять в руки стакан воды и сделать глоток.

Наконец та пришла в себя и посмотрела на меня более-менее осмысленным взглядом.

— Что, Таня? — спросил я.

Вообще-то, кажется, я чего-то не улавливал. Была во всем этом странность какая-то, дискомфорт. Понятно, что она плачет, у нее отца убили, причем способ лишить жизни эти подонки, кто бы они ни были, выбрали ужасный. Дел у нее куча, но она приходит ко мне. Она приходит ко мне, но не дожидается и почему-то уходит. А потом забирается под лестницу и начинает плакать, если верить Лиле, а не верить ей у меня нет оснований. И чем я могу объяснить такое поведение Зеркаловой?

Она вперила в меня свои покрасневшие очи и сказала только два слова:

— Володя пропал.

— Что?!

— Нет его. Ни дома, нигде.

Тут надо кое-что объяснить. По-моему, я не все еще рассказал про эту Таню. Володя — это Володя Аничкин, ее второй муж. Я так и не понял, откуда он взялся и почему она поменяла первого мужа на второго, чужая душа, сами понимаете, потемки, причем глухие. Но как бы там ни было, у нее появился второй муж, это ее личное дело, тем более что говорят: любовь там была немереная. Я в мужиках ничего не понимаю, так что не могу сказать, что именно Зеркалова нашла в Аничкине, но мне на это, честно говоря, наплевать с высокой горки. Дело не в этом.

Остается добавить, что по роду своей службы Владимир Аничкин является офицером службы безопасности, то есть ФСБ.

— Ты уверена, что он в Москве? — спросил я.

Она кивнула.

— Он пропал, — сказала она. — Понимаешь, пропал!

— Спокойно, — твердо проговорил я. — Офицеры ФСБ не пропадают. Они исчезают. Ты уверена, что у него нет никакой творческой, скажем так, командировки?

Она покачала головой:

— Не знаю.

— Ну вот видишь! — обрадовался я. — А ты панику разводишь.

Она снова подняла на меня глаза и, глядя мне в переносицу, заговорила.

— Слушай, Саша, я не понимаю, что происходит. — Голос у нее был такой, что я старался не смотреть в сторону Лили Федотовой, заинтересованный взгляд которой я ощущал на себе почти физически. — Я приезжаю из Швейцарии, приезжаю домой, а там никого нет. Мне почему-то не хочется сидеть в пустой квартире, и я решаю ехать к папе. Приезжаю к нему, а там… Ты знаешь. Утром прихожу домой, а Володи по-прежнему нет, и я замечаю то, что не заметила, когда приехала в первый раз: всюду пыль, в холодильнике все прокисло и пропало. Володи нет уже давно, это ясно. Если бы он действительно куда-нибудь уехал, он оставил бы мне записку, я в этом уверена. Но он не оставил.

— Может, у него не было такой возможности? — предположил я.

Она покачала головой:

— Дело не в записке. Он оставил бы что-нибудь другое. Знак какой-нибудь, я бы поняла. У нас много эзотерических уловок.

— Каких уловок? — переспросила Лиля.

— Эзотерических, — повторил я вместо Тани. — То есть для посвященных. Узнает только тот, кто знает.

— Я поняла, — кажется, обиделась следователь.

— Ну вот, — продолжила Таня. — Я ничего не могу понять. И я пришла сюда, к тебе. А тебя… — она запнулась. — А тебя — не-е-е-е-ет!!!!!! — И она зарыдала в голос, никого уже особо не стесняясь.

Я посмотрел на Лилю. Та посмотрела на меня и вдруг стала корчить мне рожи. Невероятным усилием я привел в движение свои мозговые извилины и понял, что мой симпатичный помощник изо всех сил старается не расхохотаться. Что это ее так рассмешило? — озадачился я и услышал чуть ли не стон, который издала Лиля. Повторное движение моих мозговых извилин помогло понять, что причина этому неожиданному веселью более чем проста и прозаична. Рассмешила Федотову моя напрочь обалдевшая физиономия. И, видимо, понять ее было можно. Хотя наедине надо будет сделать выволочку: смеяться над боссом в присутствии посторонних у нас не позволяется.

Я быстренько взял себя в руки.

— Ну хорошо, хорошо, — стал я успокаивать Таню. — Ну нет меня, а плакать-то зачем? Куда я денусь, вот он я!

Таня уже достала платок и стала вытирать нос, хлюпая и всхлипывая.

— Я знаю, это мелочь, — срывающимся голосом проговорила она, — но именно из-за этого мне и стало как-то особенно горько. Вот, подумала я, и так столько горя, а Турецкий ходит где-то, и ему дела до меня не-е-е-е-е-ет! — И она снова зарыдала.

— Успокойся, Танечка, успокойся, — растерянно гладил я ее по голове, чувствуя себя совершеннейшим болваном.

Бедная женщина, подумал я. Она изо всех сил старалась быть сильной, достойно перенести все свои беды и невзгоды, а пустая мелочь вывела ее из себя, стала той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения. И она не выдержала. Ну что ж. Это бывает.

— Таня, скажи мне, — рука моя продолжала делать кругообразные движения вокруг ее головы. — Ты звонила кому-нибудь насчет Володи? На работу ему, например?

Она уже почти успокоилась. Не поднимая глаз, покачала головой.

— Ну так что же ты?! — облегченно воскликнул я. — Давай сейчас же и позвоним. И спросим!

— Нет! — резко подняла она голову. — Я не буду звонить. Лучше ты, Саша. Прошу тебя.

— Но почему?! — не понимал я.

— Я боюсь, — прошептала Таня, глядя мне прямо в глаза. — Понимаешь? Боюсь… Я знаю, я почему-то знаю, что они мне ничего не скажут. Или скажут, что его убили. Я чувствую, что с ним что-то случилось, что-то страшное. И я боюсь им звонить.