Книга Убить чужой рукой - Лиза Гарднер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она придвинулась к нему, оказавшись значительно ближе, чем обычно стоят незнакомцы в музеях. Он снова почувствовал запах ее духов, увидел белую шею, ее длинные темные волосы, спускавшиеся вдоль спины, — роскошное черное покрывало, не менее возбуждающее зрелище, чем синяя ткань на картине Уистлера.
Кэтрин не двигалась и молчала. В ней было нечто провоцировавшее на прикосновение, пробуждавшее в Бобби мужчину и предлагавшее завоевать эту женщину.
Она играла им. Свое тело Кэтрин использовала как оружие, сознательно одурманивая разум бедного глупого полицейского. Смешно, но, даже зная это, он все равно боролся с соблазном сделать шаг и прижать ее к себе.
— Мой сын в больнице, — пробормотала она.
— Что?
— Он в реанимации. У него панкреатит. Может, вам он не кажется таким уж страшным, но для Натана это беда. Мой сын болен, мистер Додж. Очень болен, доктора не знают почему, и оттого родители мужа обвиняют меня. Если они сумеют доказать, что его болезнь — моя вина, то заберут ребенка. Тогда и внук, и деньги будут принадлежать только им. Если, конечно, вы мне не поможете.
Бобби непроизвольно оглядел ее с головы до ног.
— А почему я должен вам помогать?
Она улыбнулась — откровенной женственной улыбкой, но Бобби впервые увидел в ее глазах проблеск эмоции: Кэтрин Гэньон тосковала. Страшно. Она протянула руку и осторожно коснулась пальцами его груди.
— Мы нужны друг другу, — негромко сказала Кэтрин. — Подумайте о том, что вам предстоит слушание в гражданском суде…
— Вы знаете об этом?
— Конечно, знаю. Это два взаимонаправленных потока, мистер Додж. Дело об опеке — фундамент дела об убийстве. По сути, если я плохо обращалась с Натаном, то вы совершили убийство.
— Я не совершал убийства.
Ее пальцы затрепетали у него на груди.
— Конечно. И я не та женщина, которая мечтает причинить вред своему ребенку.
Она придвинулась еще ближе, ее дыхание щекотало ему губы.
— Вы не верите мне, мистер Додж? А должны бы. Потому что у меня нет иного выбора, кроме как довериться вам.
* * *
Бобби было необходимо собраться с мыслями. Он вышел из музея, добрался на такси до дома и застыл столбом посреди гостиной. Да пошло оно все!
И он отправился на пробежку.
Вниз по Джи-стрит — к Коламбиа-роуд. Потом в парк, где слева ревет транспорт, а справа нет ничего, кроме океана. Мимо исторического Бат-хауса, наблюдая за тем, как меняется облик домов — от крошечных трехэтажек до огромных особняков. Потом в лицо ему ударил ветер, он услышал волны, бьющиеся о берег. Погода здесь была суровая, ветер являл собой реальную физическую силу, толкавшую человека вспять, в то время как он стремился вперед. Бобби буквально прокладывал себе путь, огибая старую каменную сторожевую вышку и глядя, как в небе неторопливо плывут самолеты с рекламным слоганом. Неподалеку располагалась детская площадка. Тепло укутанные дети катались с горки.
Он сделал еще круг, слушая отзвуки детского смеха, прорывавшиеся сквозь ветер. В Южный Бостон переехало слишком много людей. Раньше здесь преобладали дети из рабочих семей. Теперь на Кастл-Айленд стало заметно больше «белых воротничков», но детские игры остались точно такими же грубыми, как и прежде.
Бобби отправился назад. Легкие работали на полную мощность, а из головы наконец выветрился туман.
Дома Бобби взял справочник и, вытирая пот, начал звонить. С третьей попытки он нашел то, что искал.
— Да, у нас в реанимации находится Натан Гэньон, — ответила ему медсестра. — Привезли вчера ночью.
— Он в порядке?
— Обычно мы не подключаем здоровых людей к аппаратуре жизнеобеспечения, — пошутила та.
— Я имею в виду, как он себя чувствует? Я из полиции штата Массачусетс. — Он погремел значком.
— Состояние тяжелое, но стабильное, — сообщила медсестра.
— Панкреатит, — вспомнил Бобби. — Это опасно?
— Не исключено.
— В данном случае?
— Вам лучше поговорить с его врачом, доктором Рокко.
Бобби сделал пометку.
— Мальчик у вас уже бывал?
— Несколько раз. Я повторяю, вам лучше поговорить с доктором Рокко.
— Ладно, ладно. Еще один вопрос, если не возражаете.
Медсестра, судя по всему, задумалась, а потом решила ответить:
— Да?
— Ребенок когда-нибудь поступал с другими симптомами? Сломанные кости, синяки непонятного происхождения — ну, вы меня понимаете?
— То есть не падал ли он с лестницы? — сухо спросила женщина.
— Вот именно. Ему не доводилось падать с лестницы?
— За последний год — два перелома.
— Два перелома за последний год, — пробормотал Бобби. — Это серьезно. Спасибо. Вы мне очень помогли. — И он повесил трубку.
Бобби присел на краешек стула. Открытый справочник лежал у него на коленях. Пот катился по носу и капал на тонкую бумагу. Он чувствовал, как в его душе сгущается мрак — густой и непроницаемый. Бобби подумал о том, что ему сейчас больше всего хочется — нет, не бегать, не спать, даже не поговорить со Сьюзен, — а просто отправиться в тир и выбить десять из десяти.
Интересно, какой вывод из этого следует?
Разумный человек забыл бы о встрече с Кэтрин Гэньон. Бобби выполнял свой долг — это лучшее, что может сделать полицейский. Теперь ему нужно умыть руки и отойти.
Конечно, разумный человек вообще не стал бы встречаться с женщиной вроде Кэтрин в людном месте. И он не беспокоился бы так о ребенке, которого совсем не знает.
Бобби захлопнул справочник.
— Доктор Рокко, — повторил он и отправился в душ.
Его мобильник зазвонил через минуту после того, как он вышел из дома. Бобби не очень-то хотелось ехать через весь Бостон на машине — плата за парковку разорила бы его и, если честно, без мигалки на крыше он не рискнул бы лезть в пробку. И потому Додж пошел на автобусную остановку. Голова опущена, плечи согнуты — ему казалось, что при дневном свете он всем бросается в глаза, совсем как преступники, чьи изображения расклеены на столбах.
Хорошо еще, Джимми Гэньон был белым, подумал Бобби, иначе его убийца даже не смог бы выйти из дома.
Телефон снова зазвонил. Он с подозрением взглянул на экран.
— Слушаю.
— Бобби? Слава Богу. Я пытаюсь дозвониться до тебя со вчерашнего вечера.
— Привет, папа. — Бобби расслабился, но лишь немного. Он продолжал идти вперед — до автобусной остановки оставалось шесть кварталов. — Я звонил тебе утром, но было занято.