Книга Желанная и вероломная - Хизер Грэм

«Сердце мое не растаяло и сейчас», — убеждала она себя.

Но он разбудил иные чувства. Увидев полковника впервые, она нашла его привлекательным. Как только ее пронзили его поразительно синие глаза, в душе что-то шевельнулось, и девушка вмиг замерла от страха, осознав, что он ее возбуждает!

Если бы он умер, она бы не вынесла. И совсем не потому, что боялась остаться привязанной к трупу, а потому, что это был он.

И теперь, ухаживая за ним, она понимала, что ее чувства к нему становятся все сильнее. Ей хотелось позабыть о войне, хотелось вернуться в прошлое. Хорошо бы он был Грегори и можно было бы почувствовать тепло его тела, ощутить возбуждение, которое отмело бы за ненадобностью все разумные доводы.

Глядя невидящими глазами в горшок с мясом, девушка снова задумалась. Идет война. Молодой светловолосый фермер из Мэриленда, за которого Келли вышла замуж, похоронен на кладбище за фермой, а она осталась вдовой. Вдовой уважаемой, высоконравственной. Ей должно быть стыдно, что у нее так трепещет сердце, что не те мысли лезут ей в голову…

Сегодня он уйдет.

— Пахнет вкусно!

Вздрогнув от неожиданности, девушка оглянулась. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Камерон.

В сравнении с его загорелым торсом простыня казалась невероятно белой. Его нагота завораживала, даже когда он был без сознания, теперь же, выставив напоказ мощную мускулатуру и рельефный живот, он выглядел просто вызывающе.

— Что это вам взбрело в голову? — воскликнула Келли.

Ей хотелось, чтобы в ее словах слышался праведный гнев, но голос предательски дрогнул.

Он, простодушно улыбаясь, поднял руки вверх.

— О чем вы?

— Полковник Камерон, — холодно проговорила она, презрительно прищурившись, — вы ведь, кажется, из приличной семьи. А также, вполне возможно, учились в лучших учебных заведениях и вас воспитывали как джентльмена. Что в таком случае вы, обернувшись простыней, делаете у меня на кухне?

— Если вам угодно, миссис Майклсон, простыню я могу сбросить, — задорно блеснул он синими глазищами.

— И это говорит тот, кто остался в живых и ходит по земле только благодаря моим заботам?! — возмутилась она.

Он пожал плечами, прошлепал через всю кухню и остановился у плиты, втягивая носом аппетитный запах.

— Миссис Майклсон, насколько я понял, вы относитесь ко мне чуть ли не как к двухлетнему мальчонке. И кроме того, вы изволили сжечь мою военную форму, что является сущим произволом. Но, как вы только что изволили напомнить, я должен быть благодарен вам за ваше милосердие Что же мне в таком случае надеть, подскажите?

— Лучше бы вы оставались в постели, отдыхали и набирались сил, с тем чтобы сегодня вечером уйти, — без тени смущения ответила она.

Он хотел было снять шляпу и раскланяться, но вовремя опомнился.

— Ну ладно, мундир можно заменить, но мне так нравилась моя шляпа! Неужели так уж необходимо было жечь и ее?

— Да, — отозвалась Келли.

— Жаль.

— Ничего, в шкафу наверху есть брюки и рубашки. Может быть, они не вашего размера, но, не сомневаюсь, вы , выйдете из положения.

— Вы предлагаете мне надеть военную форму Союза?

Она пожала плечами:

— Дареному коню в зубы не смотрят, полковник.

— Я не намерен уходить отсюда в военной форме янки, миссис Майклсон.

— По всей видимости, когда-то и вы носили синий мундир, полковник. Ведь ваш брат — военный врач в армии янки, и потому не исключено, что до отделения южных штатов и начала войны вы оба состояли на военной службе в армии США. Думаю, ничего с вами не сделается, если вы снова наденете синюю форму.

— Благодарю покорно, предпочитаю оставаться в простыне.

Камерон стоял так близко от нее, что ей вдруг захотелось завизжать. Нет, ему никогда не удастся ее смутить. Понятно, он бросает ей вызов — абсолютно во всем к тому же, — но она не собирается сдаваться. Еще неизвестно, чья возьмет.

Келли мило улыбнулась и помешала тушеное мясо, умудрившись при этом немного отодвинуться от Камерона.

— Значит, вы намерены пробираться через линию фронта в простыне, полковник?

— Лучше в простыне, чем в мундире янки, миссис Майклсон. — Он взял у нее из рук большую ложку и попробовал соус.

Потом медленно перевел взгляд на нее:

— Пальчики оближешь, миссис Майклсон! Благодарю судьбу, что оставила меня умирать именно здесь, на пороге вашего дома.

— Судьба судьбой, — пробормотала Келли, отбирая у него ложку, — а теперь, будьте любезны, пойдите и оденьтесь.

Камерон не сводил с нее глаз, и взгляд Келли обжигал его жарким пламенем.

— По правде говоря, Келли, я просто не могу показываться в форме янки. Я не шпион, и не хватало еще, чтобы меня поймали и повесили как шпиона! Я не горю желанием погибнуть в бою, но исполняя свой долг — это, во всяком случае, достойная смерть. Если уж мне суждено быть повешенным, то по крайней мере за наше «правое дело».

— Ясно, — отозвалась девушка.

А она и не подумала об этом. Схватив Камерона как мятежника, янки его не повесят, а, вероятнее всего, отправят в лагерь для военнопленных. Со шпионами же в военное время расправляются круто. В Вашингтоне, например, бросили в тюрьму даже Роуз Гринхау, которая считалась признанной красавицей столичного общества. Поговаривали, что и ей не избежать казни.

Келли, впрочем, очень надеялась, что бедняжку минует подобная участь.

— Надеюсь, вы проявили ко мне такое милосердие не только для того, чтобы перед виселицей я предстал здоровым?

— Никакого особого милосердия я не проявляла.

— Значит, вы с самого начала действительно рассчитывали на то, что меня повесят?

— Нет, сэр, отнюдь, — раздраженно отозвалась она и, взмахнув ложкой, приблизилась к нему. — Полковник…

— Позвольте, миссис Майклсон. — Он отобрал у нее ложку. — Я еще в себя не пришел от того, что на меня бросались с саблями, обстреливали артиллерией, палили из ружей, а тут еще вы — с суповой ложкой!

Она сердито ругнулась вполголоса.

— Полковник, ваша мать, наверное, пришла бы в ужас, увидев своего сыночка, опоясанного простыней, на кухне у молодой женщины!

— Моя мать, мам, была мудрой и здравомыслящей леди и наверняка отнеслась бы к этому нормально. Впрочем, она была бы вам благодарна за спасение моей жизни и, уверен, не стала бы даже спрашивать, почему я нахожусь здесь без одежды.

— Полковник, я сейчас же вышвырну вас вон! — предупредила она.

— Хотите бросить меня, голого, на съедение волкам?!

— Не забывайте, что я янки. И с этими волками из одной стаи, — Нет, — тихо сказал он, — я же забываю.