Книга Белый клоун в чёрной мантии - Сергей Ильич Ильичев

Фома же, успев облачиться в новый костюм, не слышал Георгия. Он рассматривал себя со всех сторон в огромном гостиничном зеркале. И очевидно, был собой доволен.

Весь вечер впервые со времен начала войны Георгий и Фома вместе провели в ресторане. Игумен, будучи в светском костюме, совершенно преобразился. В парикмахерской ему аккуратно подровняли бородку, прибрали волосы. Фома смотрел, слушал и запоминал, что и как есть, какими приборами за столом пользоваться. И конечно, немного белого и красного вина. Причем белое – к рыбе, а красное – традиционно – к мясным блюдам.

Оркестр заиграл популярные в годы войны мелодии. И Георгий даже один раз пригласил на танец одиноко сидящую молодую женщину. Но только на один танец…

Так, в этот момент игумена Георгия увидела и узнала работница ресторана, которая слушала сегодня его проповедь в храме. И остолбенела от неожиданности, увидев монаха в светском костюме, да еще в зале ресторана.

– Не может быть… Отец игумен… Вы ли это? Да как же можно… – И, потрясенная увиденным, сразу же убежала в свой угол на мойке и теперь ревела там как белуга…

Георгий вошел вслед за ней.

– Не нужно так! – тихо начал он. – Вы же ничего обо мне не знаете. Три года в окопах, и почти каждый день умираешь от страха, теряя друзей, что, умирая у тебя на руках, смотрят с надеждой, а ты ничем не можешь им помочь. Да и сам лишь чудом выжил. Но вот, поверите ли, уже забыл, как пахнет вкус прожаренного бифштекса с луком, звуки живой музыки… Хотя все это не в оправдание. Согласен, что я оступился. Как говорила моя крестная – не иначе как бес попутал. Но вот вы… Если говорить честно, даже не могу понять, как вы-то сумели сохранить в себе эту чистоту, работая в таком месте. А потому, прошу вас, простите меня, Христа ради… И помолитесь за грешного раба Георгия. Очень вас прошу.

И они с Фомой сразу же покинули ресторан.

Неделю спустя в Заумчинском монастыре вся братия: три монаха плюс вернувшиеся с фронта старик-схимник и четыре послушника разных лет – собрались на утреннюю Божественную литургию под началом нового настоятеля.

Фома показал игумену Георгию, где тот должен встать, а сам вынужден был отойти в сторону согласно своему положению.

Подошло время начинать службу, и все ждут начального возгласа настоятеля.

Тот молчит.

А Фома лишь глазами какие-то знаки делает да рот словно рыба раскрывает.

Стоящий у престола преклонных лет монах-схимник Варсонофий подсказывает:

– Дайте возглас, отец игумен…

– Какой возглас? – тихо переспрашивает его Георгий.

– Начальный…

– Отец, вставай на мое место и начинай службу… – словно потерянный, молвил Георгий.

– Так бы и сказали, что вам плохо. Присядьте пока. Оно и понятно, после контузии…

И встав пред престолом, со словами: «Благословен Бог наш…» – начал Божественную литургию.

Вечером они оба сидели у костра. Игумен сам пришел к древнему старцу. И какое-то время они просто молчали.

Первым прервал молчание отец Варсонофий:

– Многих монахов повидал я за свои годы. Всяких. И таких, о которых и говорить тяжело, и настоящих подвижников. Монашество на Руси всегда претерпевало от власть имущих. Это только в современных книжках можно прочитать рассказы об огромных угодьях и землях, о повинностях и отработках на них крестьян в пользу церкви, о несметных богатствах тех или иных монастырей. Если милостыня и допускалась когда-либо извне, то лишь для удовлетворения минимальных потребностей тех, кто сам и неустанно на этой земле трудился. Даже если это были пожалования частных лиц или государственная руга – все было без излишков. У нас даже храмовая утварь не должна быть драгоценной.

Был ли наемный труд? Был, но при условии его справедливой оплаты, исключающий саму возможность нанести кому-либо обиду. Особым случаем пользовались монастыри, обладающие чудотворными иконами или сокровищами книжных богатств. К ним люди тянулись со всей страны. А потому и сочеталось в монастырях «отвержение мира» и служение этому же миру.

Но это, так сказать, предисловие к ликбезу по случаю вашей контузии… А вот что касается игумена Георгия Любомудрова, то он был моим духовным сыном. Я же за него в свое время и поручался при принятии им духовного сана. Удивительный был юноша и великой духовной силой стал обладать уже как монах…

Еще какое-то время он сидел молча, видимо, что-то вспоминая, а потом спросил:

– Может быть, вы мне расскажете, как и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Это случилось в январе 1944 года, когда в одной проруби в день Богоявления вместе искупались…

И Георгий рассказал о встрече и о смерти на его руках монаха-подвижника, о возложенном на него послушании и далее нести крест и имя игумена уже в миру…

– Воистину неисповедимы пути Твои, Господи! – только и вымолвил, перекрестившись, старец.

– Отче, хочу сказать тебе и еще об одной, не менее важной возложенной на меня миссии. Недалеко от города на сырой земле лежит великое сокровище, коим мне поручено справедливо распорядиться. А значит, станем восстанавливать монастыри, строить духовные школы, помогать страждущим… Работы, как вы понимаете, край немереный. А потому хочу просить вас и далее следить за порядком богослужений в монастыре, а я же возьму на себя то, что мне понятнее, – работы по строительству и реконструкции…

Старец молча склонил голову, давая понять, что согласен.

– И еще. Раз вы были духовным отцом игумена Георгия, то прошу вашего благословения и молитв уже за меня, грешного… И не сетуйте, если по случайности что-либо не то сделаю… А потому говорите и далее всем о моей контузии…

– Тебя, Георгий, Сам Бог уже благословил. Чтобы жить да с пулей в сердце, такого на моей памяти еще не было. Если что будет нужно, совет какой-то, приходи в любое время или же Фому присылай. Чует мое сердце, что ладный из него монах может получиться, небалованный он.

На том они и расстались.

И потекла монастырская жизнь как по новым рельсам. Появились люди, закипела работа, буквально на глазах стал восстанавливаться