Книга Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги - Мишель Нике

Доминик призвал меня. И тем не менее, я была такой несчастной! Я пыталась реагировать, оттолкнуть сияющее видение упрощенными объяснениями на научном жаргоне: нервная галлюцинация и т. д. Но впечатление оказалось непобедимым. Вернувшись в Санкт-Петербург, я поняла, что внутренний зов, доселе неразборчивый, становился все четче, все настойчивей. Временами я чувствовала, что уже принадлежу к великой доминиканской семье, и радостно повторяла: „…pars hereditatis meae… tu es qui restitues hereditatem meam mihi…“ [2] Но я не умела молиться, я еще не была католичкой.

В течение трех последующих лет я усердно работала над моей толстой книгой о гностиках, которая носит следы моей эволюции: последние главы написаны католическим пером, тогда как начало имеет другой характер. Как больно мне было позже [видеть], что мою книгу цитируют в антирелигиозных и антиклерикальных сочинениях! Но в то время я особенно заботилась о так называемой объективной и беспристрастной исторической истине. Увы, та же забота о беспристрастности задержала мое окончательное обращение в католичество. Я уже чувствовала себя христианкой, но прежде чем принять католичество, следовало сначала уверовать в правоту Рима, а не Византии. И потом, в России при старом императорском режиме, отринуть Православную Церковь означало отринуть свою страну, с которой меня столько связывало. И в течение трех лет перед войной я работала над завершением книги о великом вопросе восточного раскола. Россия была в расцвете религиозного возрождения, повсюду, даже в салонах, обсуждались богословские вопросы. И я активно участвовала во всех обсуждениях, я была активным членом всех обществ и разнообразных объединений, посвященных религиозным изучениям. И в разгар этой полемики я чувствовала, как растут и укрепляются мои католические убеждения.

В начале 1914 г., после выхода в свет моих „Очерков из истории гностицизма“ (на русском языке под псевдонимом Юрий Николаев), профессор Гарнак из Берлина написал мне и пригласил работать у него следующей зимой над редакцией Трудов отцов Церкви, издаваемых берлинской Академией наук. Я приняла это приглашение, но война разрушила все мои планы» (Curriculum vitae, с. 6–8).

Открывая для себя католичество

«С 17-летнего возраста Ю<лия> Н<иколаевна> хотела поступить в университет, но встретила противодействие со стороны матери, и только в 1899 г<оду> ей удалось поступить в парижскую Сорбонну, где она окончила в 1903 г<оду> курс по факультету истории и филологии»[3].

В Сорбонне Юлия слушает лекции медиевиста и филолога Ашиля Люшера (1846–1908) – ее «любимого профессора»[4], автора до сих пор пользующихся признанием работ о Капетингах и о папе Иннокентии III. Она также часто видится (в Париже или в Риме) с аббатом Луи Дюшеном (1843–1922) – археологом, филологом и историком, директором Французской школы Рима, членом Французской академии (1910), автором, в частности, «Происхождения христианского культа» и «Истории ранней Церкви» в трех томах (1907–1910). Последнюю книгу сочли слишком модернистской, и в 1912 г. она была внесена в Индекс запрещенных книг[5]. Для аббата Дюшена понимание истории было невозможным без глубокого изучения религиозных и философских концепций, существовавших на заре человечества.

Возможно, именно аббат Дюшен сообщил Юлии Данзас, что у нее есть предок-доминиканец Антонин (в записях гражданского состояния – Фердинанд-Франсуа-Ксавье) Данзас, который родился 8 мая 1817 г. в Кольмаре. Он был вторым приором Провинции Франции (1854–1858), основателем монастыря в Лионе (1856), первым приором Провинции Лиона (1862–1866), где он и умер в 1888 году. Прежде чем постричься в монахи, он был художником, близким к назарейской школе возрождения религиозной живописи[6].

Юлия общалась с еще одной знаменитостью – протестантским богословом, Адольфом фон Гарнаком (родившимся в 1851 г. в Дерпте, в Российской империи, ныне Тарту, и умершим в Гейдельберге в 1930 г.), который поощрял ее к тому, чтобы она полностью посвятила себя истории Церкви. Хотя Юлия высоко оценивала эрудицию Адольфа фон Гарнака (он изучил гностиков (Маркиона), зарождение христианства, отцов Церкви, историю догм), она считала его христианство слишком рациональным. В 1912 г. христианство казалось ей «прекрасн[ой] стороной, обращенной к человечеству, но слаб[ой] и беспомощн[ой] стороной, обращенной к метафизическим проблемам»[7].

Война прервала научные исследования Юлии, которая, несомненно, хотела сделать карьеру историка, как она о том писала в своей автобиографии 1919 года:

«В 1914 г. Ю. Н. намеревалась продолжать намеченную работу в Риме и Париже, воспользовавшись приглашением, полученным от известного историка Церкви, кардинала Дюшена; кроме того, ей было предложено постоянное сотрудничество во французском журнале „Revue de l’Histoire des religions“. Планы эти были нарушены войной. С августа 1914 г. Ю. Н. находилась все время на фронте; вернувшись в Петроград в 1917 г., она возбудила ходатайство о допущении к защите диссертации на ученую степень по всеобщей истории при Петроградском университете и получила принципиальное согласие ввиду наличности научных трудов, но отмена ученых званий заставила отказаться от этого намерения. В настоящее время Ю. Н. состоит научным сотрудником Российской Публичной Библиотеки, и об. помощника библиотекаря иностранно-богословского отделения»[8].

Как историк, Юлия отдает предпочтение «римской идее»: Дюшен помог ей «раскрыть роль христианства в Западной Европе и, в частности, воплощение его идеала в папстве». «Юлия Николаевна вполне усвоила воззрение на Католическую церковь как на стержень мировой истории; как историк она уже с него никогда не сходила»[9].

Благословение Папы, полученное, как сказано в автобиографии, в 1910 г., произошло осенью 1909 г. судя по «Souvenirs» (с. 243): при посредстве российского посла в Ватикане Юлия была допущена к коллективной аудиенции Пия X. Сон, или видение, со святым Домиником описан у Бурмана почти так же, как самой Юлией, но более подробно, и это произошло в Ассизи, а не в Риме, около церкви Санта-Мария-дельи-Анджели: ощущая неуместность одежды придворной дамы, Юлия разделась, оставшись в одной рубашке, с босыми окровавленными ногами, словно после долгой ходьбы. Когда к ней приблизилась толпа, она хотела убежать, но ноги не несли ее. Во главе толпы шли святой Доминик и святой Франциск. Святой Доминик набросил на Юлию свой плащ, и она легко и радостно последовала за ним, словно в сиянии[10].

Как бы там ни было, именно после этой поездки в Италию началось влечение Юлии к католичеству и, без сомнения, ее обращение из агностицизма в христианство[11]. Сестра Мари Тома рассказывает:

«Решающим событием, которому она приписывает свое обращение, была поездка в Рим и аудиенция у папы Пия X. Она приехала в Рим, сопровождая подругу, и с некоторым скептицизмом и насмешкой ждала папской аудиенции. Она ожидала чего-то