Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

как-то в одном предложении: «Неужели я только потому, что весь день копаюсь в этой грязи и трупах, не могу вечером принять душ, а потом накрасить губы – просто так, для себя?»

В тот день за завтраком Билл сказал, что теперь я буду выполнять работу Роксаны и заниматься учетом «вещдоков».

Роксана работала в помещении, где все стены были испещрены кровавыми отпечатками ладоней. Я старалась не смотреть на них. Я просто сортирую принесенные мне вещи. Одежду, украшения, книги, документы – что угодно. Не смотрю на стены. Просто сортирую. Не смотрю… Любые найденные в могиле вещи могли помочь в опознании умерших, вот почему было так важно их тщательно описать и сфотографировать. Дело в том, что в нашем случае рентгенограммы зубов были большей частью бесполезны: мы почти не встречали кариеса, не говоря уже о следах работы стоматолога.

Билл сказал, что хочет организовать День одежды, чтобы выжившие после резни в Кибуе пришли в церковь, посмотрели на наши находки и, может быть, что-то опознали. Если повезет, мы возьмем у предполагаемых родственников жертв по материнской линии кровь, сделаем ДНК-анализ и сравним их митохондриальную ДНК с мтДНК, взятой у тела, чьи вещи опознали. Идея Дня одежды меня настолько воодушевила, что я тут же принялась разбирать сумки, что Роксана сложила посреди комнаты. Потом я вспомнила, что она говорила, что бóльшая часть одежды не успела просохнуть из-за дождя. Как она помнила все эти мелочи в малярийном тумане, я не знаю. Так или иначе, одежда в сумках действительно была влажная. Я сверилась со списком, составленным Роксаной, и приступила к работе.

Я выложила из сумок одежду, не сфотографированную накануне, чтобы Ральф успел отснять ее до того, как его загрузят работой патологоанатомы. Накрыв новым картонным фоном стол для фотографирования одежды, я наклеила на мешки бирки с номерами KB-G1-___ – чтобы было куда складывать одежду, снятую со вскрытых в этот день тел, – и сложила в палатке для вскрытий. Казалось, прошла целая вечность, пока я разложила одежду для сушки («отправила под солнце», как выражалась Роксана). Каждое из тринадцати тел было закутано во множество слоев одежды. Хорошо, что я работала в маске: вещи выделяли массу пыли и пахли ничуть не лучше трупов. Пока я возилась, мне принесли вещи еще четырех или пяти человек.

Роксана предупреждала меня, что «вещдоки» – это всегда хаос, что Ральфа сложно выцепить для съемки, что работа очень утомительна. Поначалу мне казалось, что Роксана сгущает краски: работать было достаточно легко, одежды поступало немного (видимо, потому, что оба наших прозектора находились в отъезде). Однако уже к обеду я начала понимать, от чего устаешь в этой работе: во‐первых, резкий запах от самой ткани, а во‐вторых, приставшие к ней разлагающиеся частички плоти пылью оседали на слизистых и вызывали ужасный зуд в носу, горле и даже в желудке. Я пыталась прибить эту взвесь к земле, но все без толку.

Мой первый день на новом месте наконец закончился, и я смогла принять душ. Из моей душевой кабинки было слышно, как рабочие из числа местных переговариваются друг с другом и с женщинами, что стирали нашу одежду. Они говорили на киньяруанда – это очень красивый язык, где долгие «э» сменяются цоканьем и щелчками. Я жалею, что мне так и не удалось упросить Роберта сказать что-нибудь на магнитофон, чтобы я могла слушать, когда буду далеко от Руанды. Теперь я лишь вспоминаю, как каждый день он здоровался со мной: «Здравствуй, сестра моя! – и добавлял на французском: – Хорошей работы…» Слушая киньяруанда, я все думала о «вещдоках». Там было много всего: удостоверения личности, спрятанные во внутренние карманы значки с портретом президента Хабиариманы – символ непокорности, сопротивления военному режиму, налоговые квитанции, что-то из церковной утвари, разнообразные записки, ключи от домов. Все эти вещи были крайне важны – они служили той самой ниточкой, которая помогала вернуть умершим имена.

Раскладывая одежду тела KB-G1–33 – мужчины с протезом правой ноги, – я думала о своей матери. Ей было интересно, как в руандийской культуре относятся к людям с инвалидностью, и мне пришло в голову, что я сейчас впервые с начала работы на захоронении в Кибуе вижу тело такого человека. И надо сказать, что в Руанде и среди живых люди с инвалидностью попадались не часто. Интерес моей матери к этой теме родом из ее детства: когда ей было четыре, она, тогда еще живя в Кампале, перенесла полиомиелит, и в результате у нее парализовало левую ногу. Годы спустя, узнав, что я еду в Руанду, мама попросила меня при случае понаблюдать, как сейчас чувствуют себя люди с инвалидностью в Африке. Она хотела знать, что изменилось со времен ее детства, каково отношение людей к этой теме, есть ли система поддержки. И вот передо мной KB-G1–33. Чтобы приспособиться к громоздкому протезу, этот человек бинтовал культю и прокладывал тканью углубление протеза, чтобы тот меньше натирал. KB-G1–33 был достаточно крупным и, вероятно, сильным мужчиной чуть за сорок. Самое странное, что он, как и многие другие из могилы, был одет в две пары нижнего белья, две пары шорт, а поверх – в брюки. Зачем? Почему?.. Видимо, эти люди не знали, надолго ли они покидают дома, и потому решили подстраховаться и взять на смену запасную одежду. Поэтому же, вероятно, многие прихватили с собой документы. Возможно, они думали, что останутся в живых, что их просто перевезут в другой город или в лагерь для беженцев. У многих ключи висели на шнурке, затянутом вокруг талии. Я слышала, если туго завязать шнурок, можно притупить чувство голода. Вновь и вновь в моих руках оказывались осколки чьей-то жизни. Вновь и вновь маленькие вещи рассказывали истории. Вновь и вновь я думала, что понять эти истории сможет лишь тот, кто знал убитых… День одежды назначили на 17 февраля. Я надеялась, что найдется достаточно живых, которые смогут узнать вещи умерших.

Все шло по плану, мы эксгумировали и запротоколировали тела, подготовили их вещи ко Дню одежды, и тут как снег на голову свалилась новость: Биллу срочно надо лететь на захоронение в Боснии. У нас три часа до вертолета – и за это время Билл должен передать мне дела, принять отчет о собранных свидетельствах для официальной передачи следователям в Кигали, а также обсудить детали отъезда остальных членов команды после закрытия миссии 25 февраля. Кроме этого, в эти же три часа Билл планировал успеть дать интервью журналистам и встретиться с префектом. В