Книга Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев

пять губерний искали. Он по всему Союзу гастролировал. Только по нему телеграммы и слали. А взяли его на «малине» мы. Я лично ему ручонки его изнеженные вязал! Со стрельбой брали, не без этого. И Живота, его главного шныря, мы положили. А на «малине» еще этот был, который сейчас внизу. Папуас – ну надо же, каким погонялом окрестили! – Старший агент отхлебнул чаю и продолжил: – Так он такой невинной овцой прикинулся, что даже прокурора разжалобил. Но меня не проведешь! Я эту шакалью породу знаю, насквозь вижу. Понял, что-то он не договаривает. И отпускать мы его не стали. А потом с Ленинграда описание пришло, так, оказывается, фрукт этот в нападении на нэпманский магазин участвовал. Тут я его и припер.

– И он поплыл? – поинтересовался я.

– А куда денется? Поплыл. Долго держался – я не я и лошадь не моя. А тут размазал сопли. И давай всех сдавать.

– В наших краях чего ему делать? – спросил Раскатов.

– Так сам Вертопрах к нашим краям слабость испытывает. У него здесь связи и лежбища. В двадцать пятом году он нам хороший налет учинил. В двадцать шестом аж три нэпманских магазина на «наган» взял. Папуас пообещал за снисхождение и обещание жизни захоронку показать, которую Вертопрах на черный день держал. Там целый склад оружия и кой-чего из наворованного барахлишка. В вашем Семиречном районе. За Сонными Прядями.

Раскатов нахмурился и спросил:

– А ты уверен, что этот Эфиоп…

– Папуас, – поправил разыскник.

– Что этот Папуас тебя за нос не водит?

– Он? Меня? – искренне изумился старший агент. – Водилка у него не выросла.

– Не похож он на сломленного, – поморщился начальник. – Вон как глазками зыркает окрест. Может, рассчитывает сорваться? Будет мотать тебя по болотам, пока случай не представится в побег уйти.

– Ой, не смешите, я и так смешливый. От наших волкодавов конвойных не убежишь.

– И все-таки поосторожнее. Подожди до завтра. Мои люди, хорошо знающие местность, вернутся. Я их в сопровождение тебе дам.

Это Раскатов имел в виду Карамышкина и Пупырышкина. Ну что ж, они правда всю местность как свои пять пальцев знают. Да и сами калачи тертые. Но разыскник возмутился:

– Да какое сопровождение! У нас Папуас самый надежный провожатый. Я ему доходчиво объяснил, что если обманет, я его там же при попытке к бегству и положу.

Конвойный фургон с мастерских вернулся если и не как новенький, то сильно поправивший здоровье и готовый увезти опергруппу вдаль, за горизонт. Он с залихватским скрипом тормозов остановился перед главным входом в отдел. Прогудел клаксон. И разыскник засобирался в дорогу:

– Ну нам пора. Ждите с победой.

– На щите или под щитом, – едва слышно пробормотал я. Что-то меня напрягало во всей этой акции.

Когда Папуаса выводили из дверей, прохожие с интересом глазели на это действо. Ну конечно, занимательно, что это за вражью душу с таким почетом да на машине провожают. Среди прохожих я рассмотрел хорошо знакомого мне юродивого Гордея. Он, даже не заметив меня, распахнув глаза, зачарованно смотрел на процессию. Потом затравленно огляделся.

Я еще раз махнул Гордею рукой. Но тот повернулся вокруг своей оси и как ошпаренный припустился прочь. Да и ладно. Человек со странностями, законное право имеет так себя вести.

Областники отчалили от нашего пирса около двух часов дня. А в седьмом часу прозвучало:

– Тревога! Все сотрудники – на выезд!..

Областной разыскник наивно полагал, что это он составил план мероприятий и у него все на свете под контролем. Но, похоже, план составляли другие, и под контролем все было у них. Конвойная группа угодила в западню, и теперь тела бойцов лежали около проселочной дороги, рядом с изрешеченным пулями тюремным фургоном. Старший агент так и застыл, сжав в мертвых пальцах свой опустошенный «наган».

Глядя на тела людей, с которыми еще недавно разговаривал, шутил, беззаботно балагурил, я преисполнялся праведной ярости на несправедливость такого положения вещей. Но что на судьбу пенять? Война ведь – она всегда такая, несправедливая и непредсказуемая. А мирное время сейчас для кого угодно, но не для нас – сотрудников карательных органов Советской республики…

Глава 15

Все же один конвойный выжил. Отстреливаясь как бешеный, истратив все патроны, он, израненный, вырвался и добрел до ближайшего населенного пункта. И теперь лежал в нашей больнице. Главврач лично провел ему сложную операцию и вернул с того света.

Естественно, в таких случаях первое подозрение тому, кто остался живым. «А не ты ли, мил человек, завел своих товарищей в засаду и для отмазки пулю себе пустил?» Но главврач железно заверил, что человеку крупно повезло. Жизнь его висела на ниточке. И выжить он, в общем-то, не должен был.

На второй день после операции нам разрешили переговорить с раненым, но не более пяти минут. Он и рассказал, как было. Классическая разбойничья западня. Перегородившая дорогу поваленная сосна. Дорога единственная, черта с два объедешь, поэтому решено было сосну с дороги столкнуть. Тут все и началось.

Конвойники действовали грамотно. Секли обстановку. После первого выстрела в их сторону организовали огневой отпор. Но все их усилия перебил один козырь. Пулемет с оборудованной позицией. Бандиты подготовились к встрече умело.

– Ничего себе, – покачал я головой, прикидывая, что «максим» не только вещь дефицитная, таковой даже в Гражданскую была, но еще и тяжелая. Просто так не перетащишь.

В итоге Папуас был отбит. Живой или мертвый? Выживший боец утверждал, что подопечный, скорее всего, жив. Напоследок конвойник выстрелил пару раз в кузов автомобиля, надеясь ликвидировать арестованного. Но, похоже, не попал. Слышал его призывные крики, уже когда отходил.

Ажиотаж после столь дерзкого преступления поднялся сильный. Из области на мотодрезине прибыл сам полномочный представитель ОГПУ Альберт Апинис. Я его уже видел и даже говорил с ним – перед моим отъездом в Углеградск он лично меня инструктировал и вводил в курс дел.

Присев на подоконник в коридоре, я глядел в окошко на двор. Там Апинис, уперев руки в боки, что-то внушал виновато понурившемуся Раскатову.

Очень высокий, худощавый, с длинным изможденным лицом, облаченный в безукоризненно выглаженную военную форму с четырьмя ромбами в петлицах, полпред выглядел величественно. Он не шел, а шествовал. Не говорил, а ронял слова. И походил не на живого человека, а на воплощенную в человеческом облике служебную функцию. Такой идеальный начальник тайной стражи, которого создала сама матушка Природа или бог, коему мои товарищи по партии отказали в праве на существование. Во время стажировки в «летучем отряде» мне много пришлось поездить по СССР, видел разных полпредов. Но до