Книга Млечный путь № 2 2017 - Песах Амнуэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совсем запутавшись, Эйлис, тем не менее, продолжала уверенно вести разговор.
– Математически это сложнейшая проблема, хотя я еще в прошлом году опубликовал в «Physics Letters» статью, где…
– Читал я вашу статью, доктор Панягин! – воскликнул Ковнер. – Интересный подход, но – не решение, нет, не решение, и вы это знаете!
– Да, – согласилась Эйлис. – Иначе и быть не могло, я не настолько хороший математик, чтобы сделать все сам. Наш разговор вы доказательством не считаете?
– Доказательством чего? – смутился Ковнер.
Эйлис посмотрела на Штрауса, сидевшего на краешке стула, внимательно слушавшего и поглядывавшего на дверь – ждал. Кого? Санитаров? Охрану?
– Запутанности миров, естественно, а не невменяемости Алисы. Перечислю факты. То есть – факты с вашей точки зрения. «Ника», как вы все еще считаете, после коррекции орбиты оказалась в катастрофической близости от Энигмы, то есть от черной дыры – буду пока придерживаться официальной версии. Именно поэтому пропала связь – произошло столкновение, да? Энигма – а если это черная дыра, то радиус эргосферы всего полтора миллиметра – пронизала «Нику» насквозь. Относительная скорость после коррекции была невелика, корабль разрушился в результате действия приливных сил, и остатки, образовав не какое-то время (его, кстати, легко рассчитать) плазменный диск около Энигмы, всосался внутрь эргосферы и перестал существовать для внешнего наблюдателя. Гордон погиб мгновенно. Все так?
– Ну… да, – протянул Ковнер.
«Эта женщина, – подумал Штраус, – запомнила, что сказал Мэтт на пресс-конференции. Память у нее хорошая. Память не страдает при душевном расстройстве».
– Нет! – вскрикнула Эйлис, в горле запершило, и она откашлялась. Алекс в это время продолжал говорить, но слова его Эйлис воспроизвести не смогла, и повторить не могла тоже, потому что не знала, что Алекс говорил секунду назад. Откашлявшись, она продолжала… Алекс продолжал…
– …мы четверо, у вас, на Земле, впали в кому, потому что так проявилась квантовая запутанность. Ваши психологи и клиницисты не принимали этого в расчет, для них квантовая физика – не просто терра инкогнита, но нечто, не имеющее к психической составляющей разума ни малейшего отношения.
– Почему же, – попытался возразить Ковнер, вызвав у Штрауса странную реакцию: тот протянул к физику руку, будто хотел заставить его замолчать, но рука повисла в воздухе, и психолог застыл в неуверенной и неудобной позе. – Физика и психология в последние годы… Впрочем, вы сами знаете, я читал две ваши статьи о проблеме наблюдателя в многомировых теориях Эверетта, Линде и Бома.
– Бинго! – воскликнул Штраус и, поаплодировав, принялся с интересом следить за реакцией Эйлис. Если женщина что-то запомнила из разговоров с Панягиным, проблема наблюдателя, скорее всего, прошла мимо ее внимания. Впрочем, она прошла мимо внимания и самого Штрауса.
– Что вы сказали? – повернулась Эйлис к психологу.
Тот пожал плечами, не желая подсказывать ответ или наводить на конкретную мысль. Разумеется, преуспел.
Эйлис переводила взгляд с Ковнера на Штрауса и обратно, будто ждала от них подсказки, губы ее шевелились, взгляд был обращен в себя.
Ей нечего было сказать. Алекс ушел. Исчез, будто играл с ней в прятки, спрятался за стеной в сознании, и в мыслях ее закрутились, как замкнутая магнитофонная лента, несколько тактов из старой битловской песни «Yesterday». Эйлис было хорошо знакомо это состояние – приходишь с работы, мыслей нет, кроме одной: спать, спать… В голове крутится мелодия, иногда эта, иногда другая, и сна вроде нет ни в одном глазу, а потом – раз – и просыпаешься утром…
Спать? Что-то произошло. Эйлис не понимала, почему ушел Алекс, почему эти двое смотрят на нее и думают бог весть что. Нужно сказать… что-нибудь.
– Вот, значит, как. Ты действительно в него влюбилась? Я чувствовал в последние дни: что-то в тебе изменилось.
Оба – Штраус и Ковнер – смотрели на нее во все глаза, и Эйлис поняла, что произносит слова вслух с интонацией Чарли.
– Так-так, – задумчиво произнес Штраус. – Теперь Гордон вместо Панягина.
«Я поверил в эту игру? – спросил он себя и сам себе ответил. – Нет, с чего бы?»
Для Ковнера переключение оказалось неожиданным, он хотел прикрикнуть на Эйлис: «О чем вы? Давайте дальше, мы говорили о связи физики с психологией…»
«Прости, – подумала Эйлис. – Я не знаю, что со мной тогда произошло. Влюбилась? Не в мужчину, если ты подумал об этом, милый. Я… не знаю».
И только подумав, поняла.
Господи, это ты, Чарли?
«Я, – сказал Чарли, и Эйлис не стала повторять вслух. – Что тебе наговорил Алекс? Надеюсь, он проспит часа три. Лучше – больше».
– Здравствуйте, доктор Ковнер. Здравствуйте, Эрвин.
Оба вздрогнули. Переглянулись. Штраус опять потянулся за телефоном.
– Нет-нет, доктор Штраус, – сказал Гордон. У него хорошо получались начальственные интонации, а у Эйлис хорошо получилось передать их своим голосом. – Я не знаю, скоро ли Алекс опять проснется, и понятия не имею, могут ли явиться другие трое, поэтому послушайте: доложу, как все происходило после прекращения связи. Меня уже списали в расход, а? Доктор Штраус? Не смотрите так, это действительно я. Хотите тест? Вспомните нашу встречу вечером в парке на Второй улице. Пятница, семнадцатое ноября. После тренировки. Вы были не с женой, а с молодой женщиной, которую обнимали, и очень смутились, не ожидали встретить меня, верно? Я обычно не заходил так далеко в парк, но в тот вечер задумался и побежал по незнакомой дорожке. Вы назвали женщину по имени… как же… да, Кэтрин. Психолог из Бостона. Вы могли бы ее и не представлять, мне не было никакого дела до того, с кем вы гуляете, на ночь глядя. Но, видите ли, я ее хорошо знал. Кэтрин работала в баре у Дагмара, прелестная женщина. Психолог? Если бы вы не солгали… А тут стало все понятно. Помните этот эпизод, доктор?
Штраус сидел, не шелохнувшись.
– Да, – выдавил он, покосившись на Ковнера. Не хватало, чтобы о его интрижке (он все еще встречался с Кэт, жена ничего не подозревала) узнал весь Институт.
Ковнеру, к счастью, не было дела до похождений Штрауса.
– Добрый день, Гордон, – сказал физик, пытаясь поймать ускользавший взгляд Эйлис. Показалось ему, или взгляд, выражение лица, даже, кажется, цвет роговицы изменились, и перед ним сидела не та женщина, что минуту назад? То есть та, конечно,
