Книга Призраки пропавшего рейса - Беар Гриллс

в разные стороны. Было совершенно ясно, что обращаться с этим аппаратом он не умеет. Но, когда его глаза различили изображение на экране, с ним произошла перемена столь же драматичная, как и неожиданная.

В течение нескольких секунд краска полностью покинула его лицо. Он стал бледным, как привидение. Его рука задрожала, и он медленно положил телефон на стол. Когда старик поднял глаза, в них застыло выражение, которого Джегер никогда во взгляде дяди Джо не видел и увидеть не ожидал.

Страх.

Глава 12

— Я… я ожидал… я всегда боялся… — выдохнул дядя Джо, жестом прося Джегера набрать ему стакан воды из-под крана.

Джегер поспешил исполнить его просьбу. Старик дрожащей рукой взял стакан с водой и жадно выпил, расплескав половину на кухонный стол. Когда он снова встретился взглядом с Джегером, тому показалось, что его глаза стали совершенно безжизненными. Старик обвел комнату странным взглядом, как будто ожидал увидеть привидение или пытался вспомнить, кто он и где находится, чтобы зацепиться хоть за что-то и таким образом вернуться в настоящее.

— Где, бога ради, ты это взял? — прошептал старик, кивнув в сторону изображения на мониторе телефона. — Нет, нет, не отвечай! Я с ужасом ожидал этого дня. Но я и представить себе не мог, что это вернется через тебя, мой мальчик, тем более после всего, что тебе пришлось пережить…

Он невидящим взглядом уставился куда-то в угол комнаты.

Джегер не знал, что сказать. Меньше всего на свете он хотел огорчать этого дорогого его сердцу старика и тем более усложнять его жизнь. У него не было на это никакого права, ведь дяде Джо осталось не так много времени на этой земле.

— Мой мальчик, пойдем лучше в кабинет, — произнес дядя Джо, стряхивая с себя оцепенение. — Я не хотел бы, чтобы Этель услышала что-то об… об этом. Несмотря на свои походы по сугробам, она далеко не такая крепкая, какой была когда-то. Да и я тоже.

Он с трудом поднялся и кивнул на стакан:

— Принесешь мою воду?

Он побрел к кабинету впереди гостя. Джегер еще никогда не видел его таким. Дядя Джо ссутулился, согнувшись почти вдвое, как если бы все тяготы мира в одночасье легли ему на плечи.

Затем дядя Джо глубоко вздохнул, и этот сиплый вздох напомнил Джегеру сухой ветер, гуляющий по поросшим лесом горам.

— Понимаешь, мы надеялись, что сможем унести наши тайны в могилу. Твой дед. Я. Все остальные. Благородные люди… люди, которые знали… понимали… что такое кодекс чести. Все мы были солдатами и делали то, что от нас ожидали.

Они заперлись в кабинете, и дядя Джо попросил рассказать ему обо всем: о событиях, подробностях, наблюдениях — одним словом, о том, что привело к настоящему моменту. Когда Джегер закончил свой рассказ, старик долго сидел, погрузившись в размышления.

Наконец дядя Джо нарушил молчание, и у Джегера возникло ощущение, будто он заговорил сам с собой или с незримо присутствующими в комнате призраками тех, кто уже давно покинул землю.

— Мы думали… мы надеялись… что зло уничтожено, — прошептал он. — Что все мы сможем упокоиться с миром в душе и чистой совестью. Мы были уверены, что много лет назад сделали для этого более чем достаточно.

Они сидели в потертых, очень удобных кожаных креслах вполоборота друг к другу. Стены комнаты были увешаны предметами, имеющими отношение к войне. Черно-белыми фотографиями дяди Джо в военной форме. Истрепанными флагами. Эмблемами и регалиями. Привлекали к себе внимание боевой кинжал бойца диверсионно-десантного отряда и поношенный бежевый берет.

Тут было лишь несколько исключений из военной тематики. У Джо и Этель никогда не было детей, поэтому они с радостью приняли Джегера, Руфь и Люка, ставших для них родными. На столе стояло несколько рамок со снимками Джегера и его семьи во время отпуска в Букклеухе и лежала характерного вида книга, среди всех этих военных сувениров выглядевшая совершенно неуместно.

Это был второй экземпляр «Манускрипта Войнича», с виду очень похожий на тот, который хранился в сундучке дедушки Теда.

— А затем ко мне приходит этот мальчик, этот драгоценный мальчик, — продолжал дядя Джо, — с… с этим. Ein Reichsadler! — Последние слова он произнес ожесточенно, сверля взглядом телефон Джегера. — С этим мерзким дьявольским проклятьем! Из слов мальчика следует, что зло вновь поднимает голову… Означает ли это, что я имею право нарушить обет молчания?

Этот вопрос повис в воздухе. Толстые стены хижины имели свойство приглушать все звуки, и тем не менее казалось, что комната резонирует с каким-то темным предостережением.

— Дядя Джо, я приехал не для того, чтобы лезть тебе в душу… — начал Джегер, но старик поднял руку, жестом велев ему умолкнуть.

Дяде Джо явно стоило немалых усилий снова вернуться в настоящее.

— Мой мальчик, я не думаю, что смогу рассказать тебе все, — прошептал он. — Да и твой дед пошел бы на это разве что в самом крайнем случае. Но ты заслуживаешь того, чтобы узнать хоть что-то. Спрашивай меня. У тебя наверняка есть вопросы. Спрашивай, и, может быть, на некоторые из них я смогу ответить.

Джегер кивнул.

— Чем вы с дедушкой занимались во время войны? Я и его об этом спрашивал, когда он был жив, но мало чего добился. Как могло случиться, что ему в руки попали такие документы? — Он указал на телефон.

— Чтобы понять, чем мы занимались, ты вначале должен понимать, с чем мы имели дело, — тихо заговорил дядя Джо. — Прошло слишком много лет. Слишком многое позабылось. Требование Гитлера было очень простым и одновременно жутким. Вспомни девиз Гитлера: Denn heute gehort uns Deutschland, Und morgen die ganze Welt. Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир. Тысячелетнему рейху предстояло стать по-настоящему глобальной империей. Он должен был копировать модель Римской империи. Берлин планировалось переименовать в Германию и сделать столицей мира. Гитлер утверждал, что немцы принадлежат к арийской расе господ — Ubermensch. Им нужно следовать Rassenhygeine — расовой гигиене — и очистить Германию от Untermensch — недочеловеков — и стать непобедимыми. Недолюдей предстояло безнаказанно эксплуатировать, порабощать и убивать. Сегодня никто не может точно сказать, сколько миллионов Untermensch было уничтожено. Восемь, десять, двенадцать?.. Мы привыкли думать, что уничтожали только евреев. Но это было не так. Истребляли всех, кто не принадлежал к расе господ. Mischlings — евреев-полукровок и прочих метисов. Гомосексуалистов. Коммунистов. Интеллектуалов. Цветных… А также поляков, русских, южных европейцев, азиатов… Einsatgruppen — эсэсовские батальоны смерти — уничтожали всех. А кроме этого были еще Lebensunwertes Leben — «Жизнь,