Книга Затмение сердца - Елена Васильевна Габова

Знакомых жду.

– А-а… А то заходи.

– Спасибо.

А вот и отец… Отца Захара я побаивалась. Он высокий суровый мужчина. На даче он почти никогда не улыбался. Я отвернулась к окну в надежде, что дядя Толя меня не узнает. Скорее всего, и не узнал. Мало ли в мире девчонок. Стоит тут одна… Греется в подъезде. Никому не мешает. Может, пережидает метель.

Через полмесяца цветы пошли на поправку, несмотря на время года, когда ничего не растёт. А к тем двум в пластмассовых ведёрках прибавилась ещё парочка. Их вынесли для спасения. Я цветочный МЧС, познакомьтесь.

Иногда я меняла дислокацию. Встречала Захара у спортивного клуба, где он занимался борьбой. Захар выходил с парнями, они прощались взмахами руки, потом Захар подходил ко мне.

– Чё, Покровская, опять мимо проходила?

– Угадал. Захар, ты почему в школе со мной перестал разговаривать?

– А о чём?

– О чём раньше. О чём в прошлом году. В позапрошлом.

– Ты же с этим… Капитоновым френдишь.

– Ну и что?

– Ну и ничё. Тебе чё, с ним скучно?

– Да нет, он интересный. Знает много.

– Рад за него. Передавай привет!

– Обязательно.

– Пока, Покровская! Береги здоровье!

– Пока, Кислицин! Цвети и пахни!

Однажды меня занесло на концерт. Я бродила по городу, пытаясь сочинить стихи о снежном холодном Захаре, и тут увидела афишу:

ALAI OLI В НАШЕМ ГОРОДЕ!

Что за группа Alai Oli? Ни разу про неё не слышала. Семьсот рублей у меня были, заплатила и зашла. Говорю же – я страшно любопытная.

На сцене вокалистка в моём любимом прикиде – чёрные брюки, чёрная майка – ей вполне можно было в майке ходить, потому что грудь у неё была маленькая. И если бы не голос, я бы вообще подумала, что это парень. Понятно, что и парень может тенором петь, как Витас, но на сцене была точно девушка. Вот такие мне нравятся – без выпендрёжа, почти без косметики, без рюх-кружавчиков… Левая рука от плеча до локтя в татуировке. На месте она не стояла, крутила так и эдак стойку микрофона. Пела классно! Мне её песни вполне… Хочу сказать, мне они понравились.

В огромном городе деревья сквозь асфальт прорастают корнями…

И ещё:

Мне не страшно в огромном Вавилоне[4]…

Лес вскинутых рук, сияющие глаза, улыбки, резкие звуки электрогитар, слова песен – иногда очень простых, иногда их можно было назвать поэзией – всё это заразило меня не весельем, нет, – радостью, силой, энергией, я, не ожидая ничьего приглашения, влилась в эту реку музыки… В полутьме никто не обращал на меня внимания, и я танцевала почти что внутри себя, и руки-ноги выделывали движения в такт движениям души, по-моему, это была гармония.

Прикольная группа! Один гитарист был в чёрной лыжной шапочке, шарф повязан на шее, а сам – в футболке, как и другой парень с гитарой… Я даже подумала, может, мне сделать заметку в «Юность города» об этой тусовке? Но вспомнила последний звонок из редакции, и как корреспондент сухо сказал: «хорошо, но…» – и распрощалась с этой затеей. Пусть застрелятся, я им писать ничего больше не буду. Пусть теперь обходятся без Виолетты Покровской. Они не знают, как много потеряли.

Я уже сказала, что не ждала ничьего приглашения «подёргаться», все вокруг незнакомые, и обстановка такая – танцуй, как нравится, будь сама собой, прыгай, летай, крутись на полу в брейк-дансе, никто слова не скажет… и я не сразу поняла, что ко мне обращаются.

– Эй… эй, Покровская!

Я даже расстроилась поначалу: ну, вот, и тут вычислили, вроде бы и город у нас не маленький, и район совершенно другой, далёкий от нашего, а знакомые и здесь объявились…

И вдруг я поняла, чей это голос! Замечательный, чудный голос! Мечты сбываются, понимаете, да?

Я подняла глаза.

– Захар! Привет!

– Чао-какао! Ты как тут очутилась?

– Так же, наверное, как и ты.

– А где твой… этот… Санчо Панса из тундры?

– Капитонов, что ли? Ты что, думаешь, мы нитка с иголкой?

– Ну.

– Ты ошибаешься. Мы с ним просто соседи.

– Да ты чё?

– Ты что, не знал?

– Откуда?

– Да он, наверное, дома. Не знаю!

– Слышь, Покровская, как ты похожа на эту… – большим пальцем Захар указал за спину, где на сцене верховодила залом вокалистка группы, – просто один в один. Давай мы её столкнём, а ты к микрофону встанешь.

– Давай! – я засмеялась. – Иди, сталкивай, а я посмотрю.

– Подожди. Спорим, ни один человек не догадается о подмене?

– А петь я что буду?

– А чё ты пела там, на железке?

– Тогда нам вдвоём петь придётся… Что-то там такое про две зимы и четыре весны…

Мы расхохотались.

Захар забросил мои руки себе на плечи, и мы потанцевали под спокойную, про любовь, песенку. В ней говорилось о том, что девушка ищет любовь, чтобы согреться зимой, но главное, чтобы согреть того, кого любит.

Ох, я так обрадовалась Захарычу, просто непередаваемо. Он был сейчас в футболке, тоже в синей, знает, что ему идёт этот цвет. Его привёл сюда приятель из спортивного клуба, Данила Коноплёв, Данила подсказал, что на Alai Oli нужно сходить, что группа классно поёт и всякое такое. Захар сообщил, что музыканты в первый раз в нашем городе, а девчонки, стоя практически под ногами певицы у сцены, подпевали, значит, знали слова её песен… значит, группа была уже вполне раскрученной. Наверное, ей Интернет помог раскрутиться. Вот чего я сижу дома с этим Лёвой и Цоем, отстаю от жизни, ходить надо во все места, включая злачные.

Захар по-прежнему непередаваемо хорош, ресницы, конечно, укоротились со времён детского сада, потому что лицо выросло, но они по-прежнему пушились и затеняли глаза. Спорт расширил его плечи, а лицо было до сих пор нежное, и только по краям верхней губы стали пробиваться чёрные усики. Говорят, девчонки любят парней мужественных, а этот… с нежным лицом… Что я нашла в нём, что?.. Ругаю себя, а что толку.

Захар слинял так же внезапно, как и появился, вместе со своим Данилой. Мог бы попрощаться вообще-то… Но, несмотря на то, что он не попрощался, в тот вечер я испытала настоящий кайф… Я с ним танцевала. И не знаю, чего больше было в этом кайфе: самообмана, равновесия, счастья, спокойствия.

Нет, только не спокойствия. Я долго не могла заснуть в эту ночь.

На следующий день я снова оказалась в подъезде «хрущёвки». Еле дождалась, когда уроки закончились, а потом ждала,