Книга Дом пепла - Мэй

ответил Даниэль. — Бен снова просил ритуал, говорил, что из-за девушки.

— Дан, я тебя сейчас ударю. Что он хотел в первый раз?

— Спрашивал о смерти. Он хотел узнать о смерти. Хотел… наслать проклятие на Кристофера Янга. Когда на Марселевом перекрестке он всё выложил, я отказался. Такой магией я не занимаюсь. Поэтому отказал во второй раз, подозревал, что девушка только предлог.

Внутри Мэтта всё кипело, клокотала ярость, которая ничуть не стала меньше от того, что он всё узнал.

— Ты не сказал мне о чертовой просьбе Бена.

— Бен моя проблема, а не твоя.

— Что еще ты от меня скрываешь?

Даниэль как будто отшатнулся, вцепился ладонями в спинку дивана. Он казался растерянным.

— Ничего. Мэтт, я никогда от тебя ничего не скрывал…

— Твоя проблема, говоришь? Вот и разбирайся сам. К черту всё это!

Развернувшись, Мэтт вышел из квартиры, старательно не смотря на Даниэля — и не отказав себе в удовольствии громко и раздраженно хлопнуть дверью.

6. Магнолии на костях

Садовый квартал выглядел осколком старого мира.

Того, где юг еще расчерчивали плантации хлопка, на которых трудились чернокожие рабы. Днем всё утопало в стрекоте цикад, вечером над полями разносились дикие барабанные ритмы для танцев, призывавших лоа.

Предки Эшей владели землей, жили в большом доме с колоннами, который утопал в душном колониальном мареве.

Насколько Мэтт знал семейную историю, плантацию Эши потеряли довольно быстро. Зато сколотили дело по продаже алкоголя, так что теперь большая часть бурбона на юге шла с их пепельным значком.

Ну, может не большая. Но значительная.

Тот же Кристофер Янг происходил из подобной семьи, у них до сих пор имелись полусгнившие останки былого величия где-то за городом, которыми они ужасно гордились. У Эшей только фамильный особняк, купленный в тот момент, когда они распрощались с плантаторскими мечтами.

Добротный старый дом. Каждое поколение Эшей чуть переделывало его, добавляло собственный след, порой незаметный, иногда весомый. Прабабка, например, пристроила мансарду. Бабушка создала в ней настоящий сад, который сейчас пыталась возродить Ли. Отец и дядя, когда он еще был жив, обустроили чердак. Тетя организовала оружейную витрину, а мать переделала кухню, наполнив ее современной техникой.

Мэтт рисовал висельников на обоях на втором этаже и считал, что этого вклада достаточно.

Отец любил говорить, что однажды дом перейдет к его сыновьям, они тоже поселятся здесь, но Мэтт с трудом себе это представлял. Сегодня же остальные предпочитали квартиры или дома в городе, а в семейном особняке жили родители и дед.

Именно к нему пришел Мэтт.

Садовый квартал он терпеть не мог. Выщербленный асфальт, неторопливое марево и свисающий с дубов испанский мох. В отличие от шумного центра, здесь царила умиротворенная атмосфера, только периодически встречались группки туристов с гидами.

Мэтт обогнул одну такую и постарался как можно незаметнее открыть кованые ворота и нырнуть внутрь. У их дома имелся высокий забор с зеленью. Раскидистые магнолии бурно цвели по весне, наполняя воздух сладковатым ароматом. В остальное время года они тщательно маскировали особняк от любопытных туристических взглядов.

Он стоял в глубине территории, скрытый ветвями и листвой, одетый в собственную магию. Мэтт знал то ли легенду, то ли правду, что глава семейства обязательно вплетает свои чары в ткань дома. Режет ли жертвенную курицу, чтобы окропить стены, призывает лоа или вычерчивает символы. Добавляет частичку себя и собственную подпись.

Впрочем, Мэтт не сомневался, что дом точно каким-то образом охраняется. В нем не случалось пожаров, сюда не пробирались грабители или горящие энтузиазмом туристы. Наверное, если бы "Катрина" снесла Новый Орлеан с лица земли, особняк Эшей продолжал бы стоять невредимым. К счастью, ураган почти не затронул Садовый квартал, и он остался ровно таким, как помнил Мэтт с детства.

А еще сюда не заходили сторонние призраки. Дом-крепость, которая служила убежищем. Духи здесь обитали только местные: Мэтт особенно любил в детстве слушать рассказы конфедерата с пробитой головой, своего сколько-то «пра» деда.

На крыльце отец подвесил диван-качели, они до сих пор притаились в глубине рядом с круглым напольным фонарем.

Маленьким, Даниэль обожал эти качели, мог целый день с них не слезать, обычно что-то читая. Мэтт устраивался рядом, прямо на полу, рисовал, а вечерами любовался фонарем. Его и Ли обожала, но она доросла до крыльца, когда оба брата почти перестали на нем появляться.

Поднимаясь по ступенькам, Мэтт вспомнил, как они были совсем маленькими, когда стащили штаны отца, которые предназначались для какой-то благотворительной организации. Это Даниэль предложил вместе залезть в них: штанины были настолько большими, что оба брата отлично в них помещались.

Они передвигались таким образом по дому, выпрыгнули на крыльцо и вот тут-то и завалились. Мэтт рухнул прямо на Даниэля, а тот радостно хохотал. Почти также широко он ухмылялся, когда лет шесть назад вешал на входную дверь рождественское украшение — внушительный венок с черной хвоей и черепами.

Мэтт подумал, что уже очень давно не видел брата также открыто улыбающимся.

Он попытался позвонить сегодня Даниэлю. На самом деле, Мэтт остыл довольно быстро, но всё равно злился на брата. На улице маячили однозначные призраки, но дома Мэтт заварил травы, и они отогнали видения. Некстати вспомнилось, что о призраке бабушки Мэтт тоже Даниэлю не рассказывал. Да и наверняка много о чем еще.

В конце концов, Даниэль не обязан отчитываться. Вот если бы он скрыл, что убил Бена или что-то в этом духе — другое дело.

В общем, уже сегодня Мэтт позвонил брату, но трубку тот не взял. Ничего удивительного в этом не было, они оба частенько пренебрегали звонками. Тогда Мэтт просто набрал сообщение, где попытался неуклюже узнать, что тот делает вечером. Оно осталось непрочитанным, а последний раз в сети Дан был в шесть утра.

Что значило, у него скорее всего какие-то дела. Возможно, с отцом в компании, будний день всё-таки. Мэтт же отработал его в субботу, поэтому промаялся немного и решил нанести визит деду.

Внутри особняка властвовали сумрак и прохлада. Ничего магического: система климат-контроля и тяжелые шторы, которые редко раззанавешивали.

Мэтт замер на пороге, будто принюхивающийся пес — или позволяющий дом распознать себя. В семейный особняк Мэтт не заходил давно, так давно, что тот мог и забыть его… правда, вряд ли для мест существовало понятие времени. Дом знал его. Мэтт часть семьи.

В темной прихожей висел плащ матери и пальто отца, а на другой стороне — огромное резное зеркало в старинной раме. Рассказывали, будто оно стояло еще