Книга Мила Хант - Эли Андерсон

контролирую своё тело и медленно оседаю на пол. Потом встаю, держась за шкаф. При этом я не спускаю глаз с С.

– Я… я просто хотела…

Я не заканчиваю фразу. Как ему объяснить? Уехать далеко, исчезнуть, надеяться, что меня забудут. Я почти смеюсь над своей наивностью. Он здесь. И он не отпустит меня. А уж леди А. – тем более. Мне хочется убежать в лес, навсегда раствориться в дикой природе, которая нас окружает.

– Вы меня предали, – произносит С.

Он надвигается, я отступаю. Опрокидываю стул, потом тумбочку, бросаюсь к окну. Он ловит меня, роняет на пол. Я кричу, зову Нильса и Жанну, которые не могут услышать. С. холоден как лёд. Его лицо напряжено и сурово. И тем не менее мне впервые становится страшно, что сейчас он не совладает с собой. Но его голос неожиданно смягчается.

– Обувайтесь. Мы уезжаем.

– Нет, умоляю вас, дайте мне немного времени, совсем чуть-чуть… Я больше не буду, я не убегу…

– Мы уезжаем, – повторяет С., безучастный как статуя.

Я лихорадочно ищу какую-нибудь лазейку.

– Но я тут не одна. Мои друзья забеспокоятся, позвонят в полицию, родителям… У вас будут неприятности. Возможно, соседи видели, как вы подъезжали к дому. Давайте я лучше вернусь через пару дней, с друзьями. Обещаю, что пойду с вами, когда вы меня позовёте, я останусь у себя дома, поверьте, на этот раз я не…

С. протягивает ко мне руку, и я вижу у него на ладони маленький пульт размером со спичечный коробок. Он подносит палец к кнопке. Мой голос осекается. Я отказываюсь понимать. Потом медленно поворачиваюсь, следуя за его взглядом. И… Такое чувство, будто из меня разом вылилась вся кровь.

– Нет, нет, С., умоляю! Хорошо, уедем прямо сейчас, но оставьте их.

Он нажимает на кнопку.

– НЕЕЕЕЕЕТ!!!!

Грохот разрывает тишину озера. В небо выстреливает столп воды, огня и дыма. Крик замирает у меня в горле, сведённом рыданиями. Я падаю. С. без церемоний рывком ставит меня на ноги.

– Теперь вас никто не ждёт. И вы никого не ждёте.

Я бросаюсь на него и колочу изо всех сил. Я хочу убить его своими руками. Но С. сильнее. Он грубо отталкивает меня. Тогда я забываю все свои обещания. Пристально смотрю на него, сходя с ума от ярости, боли и жажды мести. Он будет моей следующей жертвой. Я концентрируюсь.

– Отойдите от меня.

– Не делайте этого, – шепчет он, но всё-таки слушается. – Иначе с вами всё кончено.

Я смеюсь над его угрозой.

– Приблизьтесь к камину.

– Она… она не ограничится только вами, – бормочет С., подходя всё ближе к огню.

Его щёки и лоб становятся пурпурными. Он закрывает глаза.

– Нет, откройте их, С.

Он слушается. Глаза его слезятся. Лицо всё красное.

– Протяните руку.

Он пытается сопротивляться. Тщетно. Его пальцы соприкасаются с пламенем. От боли он падает на пол, но всё ещё находит силы говорить.

– Она может сделать намного… намного больнее…

Его манжет дымится, загорается. Я любуюсь зловещей демонстрацией собственной силы, испытывая одновременно удовольствие и страх. Я знаю, что С. говорит правду. Угрожающий голос леди А. звенит у меня в ушах. Я закрываю глаза и ослабляю хватку, которой держала сознание С. Он, задыхаясь, откатывается от камина. Его лицо побагровело, рука покрыта волдырями. Должно быть, он делает сверхчеловеческое усилие, чтобы не показать, как ему больно. Но он понимает, что победил. В полном отчаянии я соскальзываю спиной по стене. С. ждёт, пока я немного успокоюсь. Потом, сжав зубы, натягивает перчатки и подталкивает меня к выходу.

Он даёт мне шлем, ветровку и заводит мотор.

– Садитесь.

Я механически сажусь сзади него.

– Держитесь за меня.

Но я уже не слышу. Не вижу домов, деревьев, озера, не чувствую ветра. Окружающий мир словно распадается на молекулы. Остаётся только боль. Безымянная, поглощающая целиком. Нильс и Жанна погибли у меня на глазах. По моей вине. Потому что я малодушно втянула их в своё бегство.

Голова кружится. В последний момент успеваю поднять лицевой щиток шлема, и меня рвёт прямо на газон. С. протягивает мне платок, я кое-как вытираюсь, глядя в пустоту. Он заводит руку за спину и прижимает меня к себе.

– Готовы?

Я не отвечаю. Мотор ревёт. Прежде чем бросить мотоцикл вперёд, С. поворачивается ко мне.

– Больше никогда не вынуждайте меня причинять вам боль, Мила.

12

Белый ковёр, в котором тонут ступни. Стены, обшитые панелями из светлого дерева. Большой письменный стол, два кресла, компьютер. И окна от пола до потолка, притягивающие меня, словно лампа бабочку. Я невольно подхожу к ним ближе. Отсюда отчётливо видна Периферия. Впервые с тех пор, как мы приехали, С. подаёт голос:

– Эти окна аннулируют действие туманной завесы.

– Почему там всё такое серое? – спрашиваю я. – И пустынное?

– Оптическая иллюзия. Нечто вроде виртуального фильтра для тех, кто смотрит из Центра. Чтобы мы не могли наблюдать за ними. Их ответ на наш туман.

– Достойный ответ.

– Когда вы окажетесь среди них, – произносит женский голос у нас за спиной, – совершенно одна, поскольку у нас не будет возможности следить за вами или даже хотя бы определить ваше местоположение, то вы, возможно, станете с меньшей симпатией относиться к их действиям.

Леди А. делает несколько бесшумных шагов, полупрозрачная в молочной вселенной этого кабинета, и заглядывает в мои глаза. Меня словно пронзает ледяной ток.

– Цените доверие, которое мы вам оказываем, – произносит она. – Мы могли бы опять поместить вас в ту пустую анонимную комнату. Но мы привели вас сюда, в святая святых. Таким образом мы даём вам понять, что отныне вы принадлежите к нашей семье, мисс Хант. Несмотря на вашу… выходку.

Я думаю, из чего состоит жизнь этой женщины, если она говорит «святая святых» про свой рабочий кабинет. После паузы леди А. продолжает:

– Все члены нашей большой и прекрасной семьи здесь всегда желанные гости. И это не пустые слова.

Я не понимаю, к чему она клонит. Вдруг её голос становится хриплым и страшным.

– И наши угрозы тоже не пустые слова. Вы это уже поняли. Увы, за вашу ошибку заплатили ваши друзья.

В тысячный раз за день я вспоминаю о Нильсе и Жанне. Их лица, голоса и смех переполняют меня. И тут на прозрачном экране посреди кабинета появляется трёхмерное изображение. Я не сразу узнаю тело. Точнее, то, что от него осталось. Но потом крупным планом показывают искажённое мукой лицо. И у меня вырывается крик. Нильс. Окровавленный. Изуродованный. Пустота разверзается во мне.