Книга Психотерапевт - Бернадетт Энн Пэрис

он. — Проблема была в том, что, если клиент хотел узнать, где я, он мог это сделать. Я никому не давал твой адрес, но если бы кто-нибудь стал разыскивать меня в Харлстоне, то его там любой привел бы прямо к твоей двери и еще и рассказал бы, что я ел на ужин накануне вечером.

Есть в его рассуждениях что-то не совсем правдивое. Он не говорит всего; но что именно он скрывает?

— Но здесь, в «Круге», тут ведь такое же маленькое сообщество, как в Харлстоне, — озадаченно говорю я.

Лео устало вздыхает:

— Поэтому я его и выбрал. Я бы предпочел какой-нибудь безымянный многоквартирный дом с охраной вроде того, что у меня был до этого. Но ты ясно дала мне понять, что не станешь жить в подобном месте, вот я и искал то, что подойдет нам обоим. Тут у нас тесный кружок, как тебе нравится, и безопасность, которая нужна мне. Это компромисс, Элис, очередной чертов компромисс.

— Разве не это основа брака? — уязвленно спрашиваю я. — Компромисс.

Лео берет чашку с кофе.

— Я оставляю тебя, чтобы ты спокойно позавтракала. Если захочешь поговорить, я буду в кабинете.

Слезы обжигают мне глаза. Я пролежала без сна почти всю ночь, но до сих пор не знаю, как поступить. Хочется поехать в Харлстон, но тогда придется спросить Дебби, можно ли пожить несколько месяцев у нее, потому что я не могу выселить своих съемщиков без предупреждения. Но что тогда будет между мной и Лео? Он прав, придется вернуться к прежнему режиму и видеться по выходным, хотя весь переезд в Лондон затевался только ради того, чтобы больше времени проводить вместе. И я не могу отмахнуться от его слов насчет новых воспоминаний. Я теперь чувствую себя обязанной и злюсь, потому что не принять этот вызов означало бы повернуться спиной не только к Нине Максвелл, с которой я ощущаю какую-то необъяснимую связь, но и к моей сестре.

— Я должен знать, — произносит Лео, и я, обернувшись, вижу его в дверном проеме. — Ты говорила, тебе соседи рассказали про убийство. Это Ева?

— Нет.

— А кто?

У меня нет выбора. Нужно сказать ему то же, что и остальным.

— Это не соседи. Это был репортер, — отвечаю я, с ужасом осознавая, что в наши отношения просачивается все больше лжи.

— Репортер? То есть журналист?

— Да.

— Сюда приходили?

— Нет, это был телефонный звонок.

— Мужчина или женщина?

— Женщина.

Лео ерошит волосы, а это означает, что он в бешенстве.

— Она сказала, из какого она издания?

Я поворачиваюсь к кофемашине и нажимаю кнопки.

— Нет.

— А ты спрашивала?

— Нет.

— Что конкретно она сказала?

— Хотела узнать, каково это — жить в доме, где произошло убийство. — Я резко замолкаю, гадая, заметил ли он, что я практически в точности повторила его фразу насчет той женщины в Харлстоне: «Она хотела узнать, каково это — жить в деревне». Теперь мы оба соврали.

— Она что-нибудь еще говорила?

— Нет. — Я с любопытством поглядываю на него. — А что?

— Ничего.

Он уходит, я сажусь за стол. Что-то не сходится. Лео как-то болезненно отнесся к моему выдуманному журналисту. И вчерашняя его реакция, когда я только предъявила ему претензии, была чрезмерной. Казалось, будто он сейчас в обморок упадет. И его объяснение, будто он не сказал про убийство, потому что в этом доме безопасно, звучит неубедительно.

Я отправляюсь в кабинет и закрываю за собой дверь. Со вчерашнего вечера он не просто рабочее место, но и мое пристанище. Кровать снова превратилась в диван, аккуратно сложенное одеяло лежит в шкафу, потому что работать посреди беспорядка я не могу. Я сажусь за стол. Надо позвонить Джинни, и еще от Евы сообщение пришло — проверяет, все ли в порядке. Я пишу Еве, что все нормально и что мы увидимся после выходных. «Если я срочно понадоблюсь, дай мне знать. Целую», — отвечает она, и я думаю, как мне повезло — подружиться с человеком, живущим рядом с моим домом. Дом. Снова это слово отдается в голове. Станет ли он когда-нибудь моим домом?

Я звоню Джинни.

— Как ты? — спрашивает она.

— Не особо.

— Поговорила с Лео?

— Да, он сказал, что не стал мне говорить, потому что очень хотел купить этот дом и понимал, что, зная про убийство, я не соглашусь. И тут он прав. — Я делаю паузу. — Только вот причина, по которой он так нацелился на этот дом, не кажется мне убедительной. Он сказал, что здесь огороженная территория, куда никто посторонний не может попасть без приглашения. Мол, его преследуют некоторые клиенты.

— То есть ему угрожали, что-то в этом роде? — спрашивает Джинни.

— Не знаю. Он раньше никогда этого не говорил. Знаю, что иногда он не отвечает на звонки или сбрасывает их, едва ответив. И еще один раз к нему в Харлстоне привязалась какая-то женщина, хотела поговорить с ним на улице напротив моего коттеджа. Лео сказал, она не клиентка, но явно был встревожен сильнее, чем следовало бы.

— Ну и чем вчера кончилось?

— Я спала на диване в кабинете и сегодня тоже тут сплю.

— Мне действительно жаль, Элис.

— Спасибо, но все хорошо. Или будет хорошо.

Я вешаю трубку, гадая, а будет ли между нами все хорошо, между мной и Лео? Я никогда больше не смогу спать в этой спальне, зная, что там произошло. Само по себе это не проблема: мы можем переехать в гостевую спальню, а Лео оборудует себе в нынешней спальне тренажерный зал — вместо гаража, где он занимается сейчас. Но вот о том, чтобы делить с ним постель, я и подумать не могу. И кстати, почему Томас Грейнджер вообще расследует это убийство? Он сказал, что работает от имени клиента, и потом что-то насчет того, что брат клиента обвинен в убийстве, которого не совершал. Очевидно, его клиент — брат или сестра Оливера; из-за этого я ощущаю некий скепсис по поводу восстановления справедливости, о котором он говорил. Обычное дело, когда члены семьи не верят в виновность близких, однако это не значит, что те невиновны.

Я ищу в телефоне недавно сделанный скриншот фотографии Нины. Ее длинные светлые волосы собраны в небрежный узел, тонкие золотистые пряди обрамляют уши. Она выглядит счастливой и беззаботной, и меня пронзает знакомая грусть.

— Кто это с тобой сделал, Нина? — шепчу я. — Оливер?

Она смотрит на меня в ответ, улыбаясь уголком рта. Будто говорит: «А это ты сама догадайся».

Я изучаю фотографию, пытаясь найти сходство с Ниной. Ничего похожего; у моей Нины волосы были темнее, чем у этой, и темнее, чем у меня. Моя сестра хотела, чтобы меня тоже звали Ниной. Ей было три, когда я родилась, и она так упорствовала, что родители разрешили ей выбрать имя для меня. И она выбрала — из своей любимой книги, «Алиса в Стране чудес».

Оставшуюся часть выходных мы с Лео избегаем друг друга и держимся в разных углах кухни, когда оказываемся там в одно время. Ведем себя крайне вежливо, как малознакомые люди. Когда он сообщает мне, что идет играть в теннис с Полом, я с трудом скрываю удивление. На его месте мне было бы стыдно показываться на людях. Потом я осознаю, что, кроме Евы и Уилла, во всем комплексе никто не знает, что Лео не рассказал мне об убийстве.

Я наверстываю не сделанную в четверг и в пятницу работу и к вечеру воскресенья заканчиваю первое чтение книги.

И уже раздвигаю диван, когда Лео стучится в дверь.

— Спасибо, что не уехала, — говорит он, помогая мне с подушками.

— Может, и уеду. Я еще не решила, что буду делать.

Лео кивает.

— На этой неделе я буду мотаться в Бирмингем каждый день, так что по ночам ты не будешь одна. Если останешься, — говорит он.

— Спасибо, — отвечаю я.

Я и забыла, что до четверга должна была остаться одна.

Мы стелем постель; я закрываю за Лео дверь, потрясенная иронией ситуации. Это должно было стать нашим новым стартом, шансом —