Книга Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

Через двадцать минут он подозвал их к стойке регистратуры.

— Да, именно ИКСИ. У вас мало спермы, но ее вполне достаточно, не беспокойтесь, — сказал он Габриелю и продолжил: — Элли, я записал вас на томографию на следующую неделю, а еще через неделю — на гистеросальпингографию,[30]поскольку ее нужно сделать как раз перед месячными. Если все будет в порядке, вы начнете принимать лекарства, но вы сюда придете еще раз, и мы вас всему научим. До свидания. — И, сказав это, он вышел.

От этого человека с рыжеватыми волосами за тридцать минут они получили больше полезной информации, больше помощи и больше надежды, чем смогли найти где-либо еще за последние два года.

Тем вечером они пошли в свой любимый ресторан и весело смеялись — впервые за много месяцев, — распив на радостях две с половиной бутылки вина, а потом, вернувшись домой, занимались беззаботным сексом прямо на кухне. Но беззаботность долго не длится.

Габриель никогда не считал, сколько переживаний связано у него с бесплодием и его последствиями. Если у кого возникает чересчур много переживаний, он редко тратит время на их инвентаризацию. Вместо этого он совсем уж зря тратит время, пытаясь справиться с ними: или подавить их, или спрятать, или продолжать жить, невзирая на них, или разложить их по маленьким психологическим мешочкам, которые можно похоронить в дальнем конце огорода. В общем и целом, Габриель ушел в себя, стал более молчаливым. Его не оставляло чувство горечи. Иногда он думал о своих сперматозоидах, но куда чаще он думал об Элли. Он обнаружил, что, когда борется с жизненными трудностями, время как бы ускоряет свое течение. Оно словно переключает передачу и вжимает в пол педаль газа, и чем быстрее оно движется, тем меньше возникает возможных альтернатив.

Элли, напротив, просто стала более серьезной. Не то чтобы она действительно ощущала, будто несет всю тяжесть мира на своих плечах, скорее она стала верить, что должна вести себя так, будто на ней и впрямь лежит эта ноша, будто строгое или бесстрастное лицо является своего рода наложенной на нее епитимьей. Чувствуя себя плохо, она вступала в контакт с Богом. С Богом, в которого она, вообще-то, не верила. Возможно, ей все-таки казалось, что с небес кто-то наблюдает за ней, чтобы увидеть, достойна ли она помощи. Поэтому она стала более аскетична. Она жила так, словно готовилась к собеседованию с высшими силами, а ведь жить так совсем не годится.

6

Элли пролежала в полудреме часа два, прежде чем окончательно распрощалась с надеждой уснуть. Она всегда с трудом засыпала в отсутствие Габриеля, а от лекарств, которые ей прописали для подготовки к ЭКО,[31]ее немного подташнивало. Поэтому она встала с постели, подошла к холодильнику, достала из него немного шоколадного мороженого, села перед телевизором и начала переключать каналы, включая поочередно то «Топ-модель по-американски»,[32]то «Меняю жену»[33]и не получая удовольствия ни от одной из этих передач.

Она догадалась, что дверной звонок вот-вот зазвонит, еще до того, как кто-то из полицейских нажал кнопку. Может, она услышала на лестнице их шаги, а может, уловила раздражающее слух шипение их раций. Как бы то ни было, она уже встала с дивана и шла к входной двери, когда в нее позвонили.

Слегка приоткрыв дверь, она увидела невысокую белокурую женщину в полицейской форме, с поразительно румяными щеками и тонкими губами, подкрашенными розовой помадой. Ее серьезные глаза смотрела на Элли сочувственно. Молодой полицейский, высокий и с тонкими чертами лица, стоял рядом с ней. Выражение лица у него было растерянное. Элли почувствовала, как ее сперва обожгло холодом, а потом по ее телу словно пробежал электрический ток.

— Где он? — только и смогла вымолвить она.

— Элли Филд? — спросила женщина.

— Где он, что случилось?

— Увы, произошел несчастный случай. Можно нам войти?

Прежде чем Элли успела отворить дверь пошире и сделать шаг в сторону, чтобы впустить в квартиру полицейских, она почувствовала позыв к рвоте и ее стошнило прямо на дверной коврик.

Как бы вы ни пытались сосредоточиться, когда пришедшие полицейские сообщают вам о том, что человек, которого вы любите, лежит в реанимации, вы неизбежно слышите то, что вам говорят, лишь урывками, пропуская целые куски предложений. Элли сидела, сгорбившись, на диване, стараясь удержаться от рвоты, и пыталась дышать именно так, как она когда-то рекомендовала сотням пациентов, когда те были близки к приступу паники. У нее в ушах звучали только самые главные, ключевые слова: «сбит машиной», «Шордич», «травмы головы», «внутреннее кровотечение» и — от смущенного молодого полисмена, которому, кажется, тоже хотелось вставить свое слово, хотя от этого слова не было никакого толку, — «бублики».

Она машинально набросила на себя какую-то одежду и принялась задавать вопросы, лишенные смысла, потому что ответы только подтверждали уже сказанное: «Какая машина?», «Почему Шордич?», «Какие травмы головы?».

— Нам не известны никакие подробности, госпожа Филд, — отвечала женщина-полицейский.

Элли раньше никогда не случалось ездить в полицейской машине. Прежде чем усадить ее на заднее сиденье, молодой полицейский спросил, не тошнит ли ее до сих пор. Она покачала головой, не до конца поняв вопрос. Похоже, ее ответ его не убедил. Пока они ехали к больнице, Элли смотрела в окно на уличные огни. Фары машин, ярко освещенные витрины, фонари — в последнее время она почти не выходила из дому в темное время суток. Она не осознавала, что вечером, пока она борется со своими кошмарами, на улицах идет своя жизнь. Они с Габриелем все время сидели дома и ссорились. Ждали. Прятались от всех. Вдвоем, она и Габ.

— Шордич, — произнесла она вслух. — Интересно, что он делал в Шордиче?

Отделение скорой помощи, грязное и неопрятное, было ярко освещено. В действительности эти отделения всегда страшнее и неряшливее, чем показывают по телевизору. Элли заметила двух встревоженных родителей с бледным ребенком, и пару пьянчуг в углу, выкрикивающих что-то невнятное непонятно кому. Все происходящее казалось ей похожим на сон. Однако в том, что это явь, не оставляли сомнений пронизывающий холод и присутствие полицейских, сопровождающих ее к стойке, за которой стояла дежурная медсестра.