Книга Досье Дракулы - Джеймс Риз

— Оскара здесь нет? — уточнил я, испытав, признаться, при этом известии некоторое облегчение.

— Нет. Мой Ас-кар отсутствует, и это так огорчительно, но я прочитала в «Панче», что он навел изрядного шороху в своем турне по Америке.

Затем Сперанца продолжила с притворным изумлением:

— Можете себе представить, Брэм, среди моих гостей есть такие, которые приходят на мои субботы только в надежде встретить здесь Ас-кара? Я чувствую, что становлюсь его матерью, тогда как прежде он был моим сыном. Но разумеется, я смиряюсь с этим как с естественным порядком вещей.[63]

Потом Сперанца сжала мою руку:

— О, Брэм, я нахожусь в несколько затруднительном положении. Мне так хочется, чтобы Ас-кар писал мне чаще, хотя это, конечно, оставило бы ему меньше времени на болтовню, а в этой области он проявляет большой талант. Но вы ведь поговорите с ним на эту тему ладно, Брэм? Как старший брат? От нашего Уилли в этом отношении нет никакого толку.

Что мог я сказать Оскару Уайльду? Это не возымело бы никакого действия: тогда, как и теперь, он был абсолютно не восприимчив к каким-либо уговорам, равно как и к общественному мнению. Конечно, я дал леди обещание, чувствуя, впрочем, что покривил душой, и тут же перевел разговор на другую тему.

— До вас доходили слухи о Россетти? Вы знаете, он сейчас живет в доме номер шестнадцать, всего в нескольких шагах от нашего двадцать седьмого.

— Слухи? — Сперанца встрепенулась.

Я кивнул:

— Нашего Ноэля порой будят павлины Россетти, разгуливающие в общем дворе. Кричат оглушительно, уверяю вас. Возмутительно: он содержит целый зверинец, и соседи настроены против него, естественно из-за слухов.

— Из-за слухов? О, расскажите же, мистер Стокер. О чем слухи?

— О слоне, конечно.

Сперанца отпрянула, приложив руку к сердцу. По правде говоря, ее рука пребывала в нескольких дюймах от вышеупомянутого органа, отделенного от ладони пышной грудью и парчовым нагрудником, напоминавшим слюнявчик, к которому были прикреплены ее броши.

— Продолжайте, мистер Стокер. Что общего может иметь Россетти с толстокожим животным?

— Говорят…

Тут я сделал паузу, главным образом для того, чтобы леди могла сполна прочувствовать предвкушаемое удовольствие.

— Говорят, будто он намеревается завести слона, держать его во дворе и обучить мыть окна Тюдор-хауса.

— Santo Cielo! Святые небеса! Не может быть, вы шутите!

— Но порой могу быть серьезным и сейчас вовсе не шучу.

— Завести слона? Здесь, посреди Челси? Какое транжирство, какое потрясающее транжирство!

Потом в ней проснулось что-то вроде сочувствия.

— Бедный Россетти, бедный, разумеется, только умом, ибо, говорят, он богат, как Крез. Безусловно, он сумасшедший… Представьте себе, я слышала, и говоривший заслуживает доверия, будто Россетти плакал, как дитя, потеряв своего вомбата. Но слон? В голове не укладывается![64]

— Помогите мне встать, — сказала Сперанца, протянув руку. — По части слухов я в большом долгу перед той графиней в углу, и слон Россетти как нельзя лучше подойдет для уплаты.

И она, шурша шелком и позвякивая украшениями, отбыла в указанном направлении, напоследок промолвив:

— Непременно загляните к нам в следующий вторник вечером на чашку чая, мистер Стокер. Есть вопрос, который я собираюсь обсудить именно с вами, вопрос о книгах… Не очень приятный, поэтому я не стану портить свою субботу, затрагивая его сейчас.[65]Что же касается Россетти, я слышала, у него новый секретарь — Крейн, или Бэйнс, или что-то в этом роде. Нет, нет, Кейн. Говорят, он из Ливерпуля, хотя в прошлый четверг мне показалось, будто он из Лилипутии: проезжая мимо в карете, я увидела, как этот человек, далеко не великан, с немалым трудом взбирается по ступенькам Тюдор-хауса. Надеюсь, мистер Стокер, ко вторнику вы разузнаете побольше и все мне расскажете… Так, говорите, слон? Ну и дела — слон!

И она на всех парусах поспешила к ничего не подозревавшей графине.

Кейн… Я слышал это имя раньше.

Ах да. Сперанца вроде бы сказала Ливерпуль? Кажется, Ирвинг перед каждой премьерой, помимо всего прочего, напоминал: дескать, желательно, чтобы на спектакле присутствовал некий Кейн из Ливерпуля, представляющий «Городского крикуна». Да, так оно и было. И не тот ли это самый Кейн, который, еще чуть ли не мальчишкой, отозвался об игре Ирвинга в «Гамлете» в столь лестных для актера выражениях, что он захотел с ним познакомиться и пригласил Кейна?[66]Да, так оно и есть. И теперь этот Кейн наконец приехал в Лондон и остановился у Россетти, в половине квартала от моего дома. Весьма любопытно.[67]

В 1862 году Россетти, безутешный после потери своей любимой Лиззи,[68]поселился в Тюдор-хаусе. Он арендовал весь дом, значительную часть которого стал сдавать в субаренду. Друг напротив друга на первом этаже жили поэты Джордж Мередит и Алджернон Суинберн, первый — с хорошими манерами, последний — склонный к выпивке и имевший, напившись, обыкновение смазывать перила Тюдор-хауса жиром и съезжать по ним в голом виде. Отрезвляющее влияние на этс гнездо пороков оказывал брат Россетти Майкл.[69]