Книга Александр III. Истоки русскости - Владимир Александрович Гречухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в эти годы Опочинины уверенно повышают своё служебное положение. Даниил получает чин стольника, Степан уже служит воеводой в Переславле-Залесском. Александр служил с 1732-го по 1770 год и добрался до высокого чина генерал-поручика. Служил он с шестнадцати лет, из родного дома ушёл рано, а возвратился очень поздно. А этот самый его родной дом – это мышкинская усадьба Нечаевское!
Столь же успешен Алексей Опочинин, «генерал от инфантерии», и он занимал важные военно-административные должности. Серьёзно возвышается значимость рода. И об «ундер цейхвартерах» можно было лишь с улыбкой вспоминать!
А лучше и вовсе не вспоминать, ведь по всем статьям Опочинины уже твёрдо вышли на, казалось бы, надёжную дорогу к доброму преуспеянию. Они уже хорошо известны, заслуженны и не бедны. И следует заметить, что среди их тогдашних владений неизменно значится усадьба Шишкино, полученная ещё в 1680 году воеводой Степаном. То есть у Опочининых давно есть свой родовой очаг, неизменно сохраняемый от поколения к поколению.
Но стоит ли думать, что с этих пор судьба фамилии была сплошь благодатна и её дорога к высшим кругам русской знати была идеально ровной и лёгкой? Увы, нет.
Бури житейские. Весьма известный в недавнее время писатель В. Пикуль однажды обмолвился, что мир русского дворянства генеалогически был так сложен и запутан, что едва ли не все его старые фамилии оказывались между собой в той или иной степени родства, в ближней ли – в дальней ли, а то и в едва угадываемой в туманах веков. Но состояли в родстве!
Вот так и Опочинины, чей род страсть как разросся и распространился не только в наших местах, а даже и по всей Ярославии, да и по некоторым иным губерниям России. Однако основное «ядро» людей этой фамилии обреталось в наших краях, в Мышкинском уезде.
Татьяна Анатольевна Третьякова в своей книге «Венок Опочинину», касаясь дворянских некрополей села Потапово и погоста Каменка, перечисляет чуть не два десятка носителей этой фамилии. Кого только нет в этом печальном списке, какие только родственные связи ни обнаруживаются, какие только жизненные перипетии ни приоткрываются.
Перед мысленным взором читателя проходят генералы и подпоручики, тайные советники и коллежские асессоры, «мечтательные барышни и гордые юнцы» и среди них (этих «юнцов»!) даже такая удивительная фигура как …самозванец, имперских якобы кровей! Да, подпоручик Ипполит Александрович Опочинин, выдававший себя за сына императрицы Елизаветы Петровны!
Бури житейские XVIII столетия, с их дворцовыми переворотами, попытками ниспровержения властей, заговорами или же дерзкими вольными разговорами так взбудоражили дворянство, что порой даже и самые фантастические домыслы могли приниматься за правду, а самые безосновательные заявления – смелую надежду на прекрасный успех. Вот и юный Ипполит Опочинин каким-то образом уверился в том, что он вовсе не кровный потомок генерала Александра Васильевича Опочинина, а не кто иной, как сын… императрицы Елизаветы Петровны и английского короля! И дерзко говаривал своим знакомцам, что «может статься, что и я буду императором».
Искателю престола «было семнадцать годиков», пребывал он в скромном чине подпоручика, а своими сумасбродными соображениями поделился со знакомыми и провинциальными родственниками в округе города Устюжна Железнопольская. Дорого же обошлись им все эти несусветные фантазии. Самого «принца» сослали в Сибирь, в рядовую службу… И это было отнюдь не самым тяжким наказанием, ведь его главный собеседник, отставной корнет Батюшков навсегда «загремел» в кандалах в каторжные работы. В невероятно суровое место, в заполярную Мангазею!
Крутым был XVIII век и на фантазии и на наказания за них. И глупых слов он не прощал. Но «потомок императрицы Елизаветы и английского короля» отломав в Сибири то ли семь, то ли даже десять лет немилосердной службы, вернулся-таки в родные мышкинские места. По горячим просьбам его отца, заслуженного генерала, «принцу» было велено безмерно доживать в здешнем сельце Нефёдково, где на относительной воле он прожил всего один годочек и упокоился на погосте Каменка. Не прошли даром годы тяжкой Сибири.
Ох, суровы дни XVIII столетия и несравнимы с дворянским золотым XIX веком.
Среда аристократическая. Да, именно в ней светятся лучшие дни рода Опочининых. Они начались с Фёдора Петровича, адъютанта и друга великого князя Константина Павловича. Его карьера отмечена чином тайного советника, должностью обер-гофмейстера высочайшего Двора, он являлся членом Государственного Совета и его список наград способен вызвать большое почтение к их обладателю.
А Константин Фёдорович – это флигель-адъютант императора, непременный участник придворной жизни высшего общества, близкий друг М. Ю. Лермонтова. Российские литературоведы высказывали мнение, что именно он во многом и являлся прототипом образа Печорина в знаменитом произведении «Герой нашего времени». Он немногим менее отца был украшен значительными орденами: Святой Анны 3 степени, святого Владимира IV степени, имел дармштадтский орден Святого Людовика, польский орден «Виртути Милитари».
Его супруга Вера Ивановна – это дочь заслуженного генерал-лейтенанта Ивана Николаевича Скобелева, видного администратора и довольно известного литератора.
Мы много рассказывали о его сыне, нашем Фёдоре Константиновиче Опочинине и его столичных связях, которые ярки и интересны. Но для лучшего пояснения участия Опочининых в аристократической среде Российской империи, должно быть, нужно упоминание о судьбе одной из его сестёр, Дарьи Константиновны.
Фрейлина императрицы Марии Александровы и близкая подруга великой княгини Марии Николаевны, она пользовалась большой доверительностью и любовью этой особы императорского рода; была пожалована титулом графини Богарне. Такое пожалование являлось очень высоким и даже вызвало некоторый международный царственный резонанс, на это пожалование откликнулись королева Швеции и императрица Бразилии. Т. А. Третьякова в своей книге «Венок Опочинину» опубликовала часть переписки великой княгини, касающейся этого вопроса и её дружбы с Долли (Дарьей Опочининой).
Письмо к Долли было отправлено в 1869 году из Рима, оно замечательно уже большой теплотой отношения к подруге. Стоит здесь привести часть этого глубоко дружеского послания: «Милая душка, многолюбимая Доля, вчера Владимир передал мне твоё сердечнее письмо, которое согрело мне сердце и за которое очень искренне благодарю. Мне так грустно и пусто после твоего отъезда, мы так сошлись в это короткое время, что свыклась тебя видеть… слышать и с тобой говорить. И я промечтала не менее твоего о наших разговорах…» (Письмо семейное, в