Книга Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер

подозревают в убийстве.

Этот пижон только и ждал такой просьбы.

— Это бесподобно! — воскликнул он. — Сначала ты арестовываешь парней, а потом приглашаешь меня защитить их от тюрьмы.

— Моя мама… — Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Мою маму нашли мертвой, и отца сейчас как раз допрашивают.

В следующий момент его голос уже звучал нормально.

— Бина, мне очень жаль. Неужели убийство в соборе? — Он сделал паузу. — Как я могу вам помочь?

Может, он и не такой уж ублюдок? Впрочем, речь идет о его бывших теще и тесте, и в такой ситуации можно ожидать немного уважения.

— Твои дети еще ничего об этом не знают. Моника расскажет им позже. Пока что папа нуждается в твоей помощи. Его квартиру в Кельне только что обыскали. А коллеги из ЛКА допрашивают его в настоящий момент на Майлингерштрассе.

— Он в Мюнхене? — спросил Габриель.

— Да, но причину он должен объяснить тебе сам. Пожалуйста, займись этим… он не убивал.

— Я из этого исхожу. — И Габриель положил трубку.

Сабина уставилась на стену перед собой. Голос Симона, донесшийся из коридора, выдернул ее из размышлений.

— Циничный подонок! — выругался он. — Обращается со мной, как с мальчишкой на побегушках.

Она вышла в коридор. Симон и Валнер стояли в дверном проеме столовой. Симон сунул себе в рот сигарету и жадно затянулся. Она редко видела, чтобы он курил.

— Ты о Снейдере? — спросила Сабина.

— О Мартене С. Снейдере! — буркнул Симон. — Мне пришлось тащить его огромный чемодан. Он туда как будто кирпичей наложил. По дороге в участок он сидел сзади и листал какие-то документы. Вот я дурак. Просто из вежливости спросил, бывал ли он уже в Мюнхене, и получил в ответ: «Вы что, хотите втянуть меня в разговор?» — Симон передразнил его голландский акцент.

Валнер рассмеялся.

— Я его знаю. Сам как-то раз возил на место преступления. И должен был приготовить для него термос ванильного чая. О причине сами можете догадаться. — Он сделал движение рукой, словно затянулся косячком. — А также я имел честь возить его по ресторанам и книжным магазинам. Благодарность ему чужда. Характер как у злобной гиены. Подожди, он еще покажет тебе три пальца.

Три пальца?

С верхнего этажа донесся шум, как будто там по паркету двигали столы. Сабина подняла глаза. Лампа над головами закачалась из стороны в сторону.

— Из какого он отдела?

Валнер состроил презрительную гримасу.

— Психолог-криминалист, занимается составлением психологических портретов преступников. Больше я ничего не знаю.

Сабина почувствовала, как у нее подскочило давление.

— Где он сейчас?

По потолку что-то глухо застучало.

— А ты как думаешь? — Симон указал наверх. — Обустраивает себе кабинет в переговорной.

— У нас? Зачем?

— Без понятия. С этим парнем я больше бесед заводить не стану, можешь мне поверить.

Симон потушил сигарету в пепельнице.

— Сама выясняй. Он, кстати, сказал, что хочет поговорить с тобой. — Симон взглянул на настенные часы. — Ровно через четыре минуты.

Этажом выше из переговорной комнаты в коридор были выставлены все пальмы. Сабина постучала в дверь и вошла. В следующий момент отпрянула. В комнате сильно пахло ванильным чаем. И в то же время ароматическими палочками. Но в воздухе висел еще один сладковатый, перебиваемый ванильным чаем запах, который Сабина не могла распознать.

Снейдер полностью изменил помещение. Стулья, составленные один на другой, были сдвинуты в угол. Столы образовывали большую букву П. Сам Снейдер сидел в кожаном кресле; перед ним стояло три ноутбука. По паркету хаотично змеились многочисленные провода. На столе лежало несколько раскрытых папок, диктофон и раскрытый кожаный пенал с длинными острыми иглами.

— Это вы выставили растения в коридор? — спросила Сабина.

— Сами ходить они не умеют, — с очевидным голландским акцентом произнес он и постучал себя по лбу. — Они забирают у меня воздух. Мне необходим кислород, чтобы думать.

Своими интонациями Снейдер напомнил Сабине шоумена Руди Каррелла. Но только не внешностью.

Мужчина поднялся. Худощавый, в черном дизайнерском костюме, наверняка метр восемьдесят, с невероятно длинными руками. На вид ему было сорок пять лет. Аккуратные бакенбарды начинались от ушей и переходили в узкую линию у самого подбородка. Черная борода резко контрастировала с глянцевой лысиной и бледным лицом, которое много лет не видело солнца.

— Садитесь, — приказал он Сабине.

Стул стоял в центре комнаты и был повернут к стене. Сабина села. Как на допросе она уставилась на голую белую стену. Снейдер снял большой акварельный рисунок в раме, который сделала жена Колоновича, и запихнул за шкаф. Вероятно, краски мешали ему думать.

Словно на негнущихся ногах подошел к Сабине. Его мокрый от пота лоб производил нездоровое впечатление. У него жар?

— Вы себя неважно чувствуете? — спросила Сабина.

— А как бы вы себя чувствовали, если бы вам в начале седьмого утра пришлось мчаться во франкфуртский аэропорт?

Шесть утра! Она подумала о своем запросе в системе «Дедал». Просто совпадение! Только никакой паранойи!

Снейдер медленно обошел вокруг нее, внимательно изучая. С острым крючковатым носом и крохотными глазами, от которых ничего не ускользало, он напоминал орла, который вот-вот накинется на свою добычу. Металлические пластинки на его подошвах клацали по деревянному полу. Шаги наверняка были слышны на всем нижнем этаже. Возможно, он делал это намеренно, чтобы помешать другим думать. Так сказать, превентивный удар.

— Я слышала, вы профайлер.

Он взглянул на нее с любезно-презрительной улыбочкой, от которой у Сабины по спине побежали мурашки.

— Мы здесь не в ЦРУ. Я не профайлер, а полицейский аналитик, психолог-криминалист, специализирующийся на случаях похищения людей. Больше вопросов нет? Могу я тоже кое-что спросить? — Не дожидаясь ее ответа, продолжал: — Расскажите мне о вашей матери. Кто мог ее убить?

Сабина сглотнула. Ее мама умерла всего пятнадцать часов назад. Ни «мне очень жаль», ни «мои соболезнования». Только этот проницательный взгляд.

— Моя мама была…

Он перебил ее, сунув под нос три пальца. В изгибе между указательным и большим пальцами Сабина заметила круглую черную точку. Татуировка или выраженная родинка.

— Только основное. Самое важное в трех предложениях, не больше. Сможете?

Ублюдок!

— Мы с сестрой выросли в Мюнхене, но из-за работы отца переехали в Кельн. Раньше он был машинистом, в Кельне реставрировал старинные поезда. Это была его мечта. Моя мама двенадцать лет преподавала там в начальной школе, а позже стала директором. После развода родителей десять лет назад мы вернулись в Мюнхен. «Война роз» длилась два года, это не секрет. Отец хорошо зарабатывал, но дело не только в деньгах, а и в родительских правах на опеку. Мне тогда было шестнадцать. Но мой отец