Книга Фельдшер скорой - Сергей Линник

и идти с нами в детскую, но Томилина приказным тоном велела ей лежать и не вставать. Пошли втроем.

– Вот, опять рвота… – Антон Григорьевич засуетился, начал вытирать лежащего в кроватке сына.

– Уже и анализы все сдали, от врачей не вылезаем… И никто не говорит, чем Вадик болен.

– Я могу только дать раствор активированного угля и вызвать детскую бригаду. Нам запрещено самим госпитализировать, – развела руками Томилина, осматривая бледного пацана лет двух с кругами под глазами. Без очков было видно, что мальчик не добирает веса и у него какие-то проблемы с нервной системой – уж слишком странно он дергался в кроватке.

– На рак проверялись? – поинтересовался я. – Лейкоциты в норме?

– И на рак, и на диабет. У Ваденьки очень низкая глюкоза в крови. Никто не знает почему. Кормим мы его хорошо, калорийно…

Что-то забрезжило в голове, но я никак не мог понять, что именно. Изучил живот мальчика, рот. Посмотрел уши и даже заглянул в шортики. Яички опустились, тут все было в норме. Что-то гормональное? Или инфекция? Но на бактерии и вирусы парня уже сто раз проверили.

– Какие заболевания в семье?

– Да ничего особенного. – Отец вытащил из шкафа кипу документов. Тут были выписки из истории болезней, копии анализов, какие-то записи.

– С сердцем как? – Томилина достала фонендоскоп, принялась слушать грудь пацана.

– Ничего не нашли.

Лена вопросительно на меня посмотрела.

Я сделал ей знак отойти от кроватки, начал принюхиваться. Вот! Как только духи Томилиной развеялись, я почувствовал кислый запах браги.

– Проверьте на лейциноз.

– На что?

На меня в недоумении воззрился не только отец мальчика, но и Лена.

– Заболевание такое, наследственное. Нарушение обмена веществ, связанное с ферментной системой. Поэтому и ест плохо, вес не набирает. Грубо говоря, глюкоза не усваивается, отсюда все эти летаргии и внезапные засыпания. Рвота.

– А лечить как? – Антон Григорьевич заволновался.

– Никак, – я развел руками. – Если это лейциноз, то… – Тут я осекся. Что говорить? Парень умрет? Лейциноз и в будущем трудно поддается лечению, а уж сейчас… – Короче, врачи скажут, что делать… – Я начал быстро собирать чемоданчик, а уже в подъезде ко мне прицепилась Томилина:

– Точно не лечится? Может, на Западе…

– Все наследственное вообще трудно поддается терапии.

– Что же делать родителям?

– Лена, я тебе что? Врачебный консилиум?

– Ну скажи! Ты же все знаешь.

– Послушай меня внимательно! – Я взял Томилину за руку, посмотрел строго ей в глаза. – Ты продолжаешь эмоционально вписываться за пациентов. Это плохо кончится. Каждый умирающий ребенок будет убивать кусочек твоей души, пока ничего не останется. Ты выгоришь полностью и угодишь в психушку! С нервным срывом или еще с чем-нибудь. Запомни несколько правил.

– Давай свои правила… – Лена опустила глаза, вытащила руку из моей ладони.

– Первое. Мы тут часть большого медицинского конвейера. Важная, но все-таки часть. Не пытайся стать целым заводом – просто делай свою работу. Ребенком займутся генетики, специализированные педиатры. Тот же лейциноз бывает разных видов. Может, и подберут лечение. Я читал, что идут опыты с аминокислотами. Вроде бы есть подвижки.

– Какое второе правило? – Лицо Томилиной немного просветлело.

– Построй внутри себя непрошибаемую стену. Стальную. Смерть детей, стариков, пьяные беременные – ничто не должно тебя трогать.

Помнишь, как Тютчев писал?

…Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум…

– Не давай ничему оглушать свой волшебный внутренний мир! Защищай его.

Лена заулыбалась, даже слегка покраснела.

– Есть и третье правило?

– Конечно, как не быть. Секс.

– Прости, что?

– Негативные эмоции все равно попадают внутрь. Какую бы стену ты не выстроила. Их надо научится сжигать. Кто-то на подстанции пьет горькую, но это тупиковый путь. Кто-то фанат спорта – это уже лучше. Самое классное, поверь мне, – я прижал Лену к стене пустого подъезда, расстегнул пуговицы на пальто, – это яркий секс. Например, в необычных местах или позах…

Вслед за пуговками на пальто дошел до халата. Затем я запустил руку в и так слегка приоткрытую в декольте блузку. Лена смотрела на меня не отрываясь, ее зрачки расширились. Вдруг наверху хлопнула дверь. Томилина вздрогнула, убрала мою руку.

– Панов, ты маньяк, я тебя боюсь!

– Зато крыша не поедет, – пожал плечами я.

– Я-то с тобой точно чокнусь! – Лена застегнула пуговицы, лукаво на меня посмотрела. – Сегодня родители в ночную смену… Заглядывай.

– Давай ты ко мне – покажу новую кровать.

– Только покажешь? А как же знаменитый матрас?

– Он ушел в отставку. Дал дорогу молодой мебели.

Уже смеясь, мы вышли на улицу, принялись дурачиться, хватая падающие снежинки ртом.

* * *

– Андрей, познакомься. Это Антонина Васильевна Шевченко.

В институте питания кислый Морозов подвел ко мне ярко накрашенную женщину в мини-юбке. Кого-то она мне сильно напоминала… Точно! Ту бабу с Рублевки… Ларису Матвеевну. Чей сынок ножиком отправил меня сюда. Без ботокса и филлеров в лице, конечно, но что-то похожее. Женщина лет сорока в борьбе за увядшую красоту. Все напоказ, все, что можно, вывалено в декольте.

– Очень приятно, – поздоровался я и вопросительно посмотрел на Морозова.

– Антонина Васильевна будет переводить нашу статью на английский. Для зарубежных журналов. – Игорь Александрович возвел очи вверх, как бы намекая, от кого сия дама к нам пришла.

– Замечательно! – Я изобразил на лице энтузиазм. – Позвольте пару вопросов.

– Может, обойдемся без них? – Шевченко поморщилась, посмотрела на свои наманикюренные ноготки. – Просто выдайте мне последний вариант статьи.

– Что означает по-английски «Heart in your mouth»?

Антонина Васильевна наморщила лобик:

– Сердце во рту?

Морозов заулыбался: похоже, он знал перевод.

– Нет. Еще попытку?

– Э….

– Испугаться до смерти. А переведите мне «You stole my thunder».

Тут уже Шевченко посмотрела на меня конкретно так неприязненно.

– Ты украл мой гром?

– Нет, это означает «перехватить инициативу». Антонина Васильевна, вы точно переводчик? Я ведь могу дойти и до медицинской фразеологии…

В своей прошлой жизни приходилось подрабатывать в голодные годы переводами – нахватался.

Не отвечая, Шевченко резко развернулась, ушла из кабинета Морозова.

– Зря ты так с ней. – Игорь Александрович тяжело вздохнул. – Она от директора… Ну, и он поставил условие.

– Какое?

– Он и его… хм… протеже входят в делегацию.

– А уже планируется какая-то делегация?

– На прошлой неделе в Москву на конференцию по вирусологии приезжал Джонас Солк…

– Солк, Солк… – Я попытался вспомнить фамилию, но не смог.

– Изобретатель вакцины от полиомиелита, – деликатно напомнил мне Морозов.

– Да, да, – сообразил я. – Он отказался патентовать ее. Подарил всему человечеству.

– Так и есть. Нам передали приглашение на международный