Книга Зарождение добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

сказать, реквизировали с машиной и заставили ехать в Смольный. Мой генерал и не знает, где я, думает, верно, что сбежал я. Вот довезу вас, и надо к нему возвращаться. Бог с ними, с большевиками, в Смольный я больше не поеду», – сказал мне шофер.

Около часа дня я вернулся на Измайловский проспект, в наше собрание. В столовой меня встретил командир запасного полка. Как я и думал, он был совершенно здоров и, не смущаясь, сказал мне, что не хотел ехать к «военному министру», так как знал, что ехать надо в Смольный, и предоставил мне удовольствие этой поездки. В собрании было много офицеров. Я рассказал обо всем виденном и слышанном за то утро. От них я узнал, что полковой комитет постановил «держать нейтралитет» и не выступать ни на одной, ни на другой из борющихся за власть сторон. Такое же решение вынесли и наши соседи – измайловцы.

Усталый, я сидел у окна и пил чай. Было часа три дня, но так тускло и туманно, как будто был уже вечер. Вдруг я увидел солдат, сбегающихся к памятнику Славы. На пьедестал памятника карабкался маленький человек в короткой шинели. Он размахивал руками, видно что-то крича. Большая толпа собравшихся солдат кричала ему в ответ. Я сразу же узнал оратора – это был «военный министр» прапорщик Крыленко.

Надо признать сверхчеловеческую энергию, которую проявили вожаки большевиков в этот день. Узнав о «нейтралитете» наших полков, Крыленко тотчас же прилетел сюда, чтобы заставить наши комитеты переменить это решение. И заставил: комитеты решили поддержать большевиков и в случае надобности выступить в окрестности Петрограда для защиты новой власти от возможного нападения на столицу извне.

А где же была законная власть, где был пресловутый полковник Полковников? Никаких приказаний от наших начальников не поступало, и мы ничего не знали о том, что делает правительство, и вообще существует ли оно.

Несмотря на просьбу (уже не приказание) командира полка, я не хотел больше оставаться в собрании и поздним вечером отправился пешком домой. Со стороны Невы я слышал сильную ружейную стрельбу, изредка – пулеметную очередь. Улицы были пустынны, иногда попадался торопящийся домой прохожий. Без всяких происшествий я вернулся в «Асторию», где меня ждал отец.

Стрельба продолжалась. Перепуганные жители гостиницы толпились в вестибюле. Шел разговор о том, что рабочие и солдаты штурмуют Зимний дворец, где находятся еще члены Временного правительства. Их защищают юнкера и женский батальон Бочкаревой[57]. Эта горсточка восторженных юношей и девушек было все, что встало на защиту всем осточертевшего правительства Керенского.

Отец показал мне грязный печатный листок, уже выпущенный большевиками, где говорилось о создании нового правительства во главе с Лениным и народным комиссаром по иностранным делам Троцким.

«Они сами осуждают себя на провал, – говорил отец. – Никогда союзники не признают такого правительства и не будут разговаривать с каким-то Троцким». Но я вспомнил свою утреннюю поездку в Смольный и слова Крыленко: «Мы взяли власть и никому ее не отдадим. Будем драться за каждый дом, за каждую тумбу!» – и думал, что эти фанатики способны разрушить город и будут драться действительно за каждую тумбу.

Еще долго говорили мы о наступившем хаосе в городе, в армии и по всей огромной России. Рано утром мы были разбужены стуком в дверь. В комнату вошел офицер лейб-гвардии 3-го стрелкового полка в чине капитана. Я не был с ним знаком, но знал его как кадрового офицера. Он объявил, что совместно с комиссаром нового правительства и членами полкового комитета делает обыск по всей гостинице и конфискует оружие.

«Я знаю вас, Ваше Превосходительство! Вы приезжали к нам в собрание на общие обеды. Поэтому я поспешил к вам, пока другие задержались в соседнем номере. Если у вас есть оружие, сдайте его мне. Я вам верну его через некоторое время». – «Вы что же, признали новую власть и служите ей?» – спросил отец. «Я служу в своем полку и никуда из полка не хочу уходить. Пока можно, буду держаться полка, а там видно будет. Вчера ночью большевики взяли и разгромили Зимний дворец. Никто, кроме кучки юнкеров и женщин, не пришел защищать брошенных Керенским министров. А те сидели и ждали своей участи. Уж лучше сбежали бы и они. Не пострадали бы юнкера и уцелел бы дворец».

Без стука вошел человек в шведской куртке и офицерском снаряжении и с ним два солдата. «Товарищ, – обратился к нему капитан, – здесь все в порядке, генерал сдал свой револьвер. А ваш?» – обратился он ко мне. «Мой револьвер находится у дежурного офицера моего запасного полка, – ответил я. – В полдень я должен быть в полку и получу свой револьвер». – Смотрите не опаздывайте», – заметил комиссар. На этом обыск и кончился.

В полк я не собирался, но револьвер мой действительно был у дежурного офицера. Со времени моего ранения в 1914 году моя правая рука и пальцы настолько ослабели, что я не мог «выжать» ни одного выстрела из нагана, а потому и не носил его. Но, являясь в полк по форме одетым, я брал в кобуру револьвер.

В этот день по всей гостинице был произведен обыск и, как я узнал, в целом ряде номеров произошли неприятные столкновения и аресты офицеров. К сожалению, я сам себе накаркал: правда, не в полдень, а позже, за мной приехал один из офицеров с приказанием явиться в полк.

Опять я попал в гущу митингов, заседаний и разговоров. К Петрограду двигались казаки генерала Краснова[58], и новая власть принимала все меры к обороне столицы. Уже много рабочих и матросских отрядов заняли позиции на Пулковских высотах, и большевики хотели усилить их запасными частями гарнизона. Но полковые комитеты не торопились исполнять приказания – воевать им определенно не хотелось.

К счастью для большевиков, и казачьи части, сильно уже распропагандированные, тоже не слишком стремились к боевым действиям. После незначительной перестрелки у Царского Села, однако с применением артиллерии, казаки отошли к Гатчине, где и закончили свой бесславный поход в защиту Временного правительства.

Я опять ночевал в собрании, а на следующий день полк выступил к Пулкову. Вместе со старшим офицером я поехал на машине догонять полк, и, обогнав его у Пулкова, мы въехали в Царское Село. Город казался вымершим. Жители попрятались по домам, не зная, кончилась ли так неожиданно для них возникшая война. Мы проехали мимо столь дорогих мне мест моей прежней службы и у Феодоровского собора ждали прихода полка.

Было получено приказание направить