Книга Злодеяния нечистой силы - Александр Петрович Аксенов

Укажу только на виденные мною примеры таких недугов, которые невозможно изъяснить ни естественными причинами, ни притворством: они были действительно жестоки, а уступали единственно силе заклинательных молитв, положенных церковью на изгнание злых духов.

12 августа 1856 года был я с моею женой по хозяйственной надобности в губернском городе Орле. Без нас дети, которых у меня восьмеро, особенно малолетние, гуляли, резвились, шутили. Более всех их отличался десятилетний сын мой Орест. Над ним домашние и соседи много смеялись и дивились разным его выдумкам. Через два дня, к вечеру мы возвратились домой и всех детей, слава Богу, нашли здоровыми. В сумерки работник по сельскому быту, отправился на ночь в поле с лошадьми, а я пошел в огород свой с двумя детьми, Орестом и другим, девятилетним сыном Аркадием, чтобы караулить овощи от бродящей ночью скотины. Не знаю, сыновья мои, ложась со мной спать, молились ли Богу или нет, только скоро заснули, а я долго не спал. Около полуночи вдруг Орест мой поспешно вскочил, начал бегать и будто что-то ловил. Видя это, я сказал ему: «Орест, зачем ты встал и что делаешь?» А он мне на это: «Разбуди, пожалуйста, Аркашу: вот мы эту кошку поймаем, да и убьем; она с о донка бросилась мне на грудь, разбудила и больно зашибла».

Говоря так, он, между тем, не переставал что-то ловить. Разбудил я Аркашу, приказал ему пособить Оресту поймать, что он ловил. Аркадий, проснувшись, подумал, что брат его ловит какую-нибудь птицу, побежал к нему и спросил: «Где она?» – «Вот, вот, лови ее» – «Да тут ничего нет». – «Ты сам как слепой кот: видишь, кошка бегает». Так все это представилось Оресту.

Не допуская детей до ссоры, я приказал им опять лечь на постель. Аркадий скоро заснул, а Орест охал да кряхтел. С рассветом он пошел домой, но от боли в груди едва-едва дошел до двери. Кроме того, у него под коленями начало сводить жилы: заболела спина, появилась нестерпимая боль в голове, а скоро затем открылись и страшные корчи, дыхание у него сделалось тяжелое, глаза налились кровью. Он не мог ни есть, ни пить, и из красивого и стройного ребенка сделался уродом.

Через неделю повезли мы его в г. Орел к известному там доктору Дашкевичу. Я рассказал ему о времени и причинах болезни моего сына. Доктор удивлялся моим рассказам и велел мне вести его в больницу, куда и сам скоро прибыл. Здесь приказал он служителю снести больного в залу больницы; фельдшерам велел его раздеть, растянуть у больного ноги и выправлять туловище. Больной кричал изо всей силы. После осмотра врач, обратившись ко мне, с насмешкой сказал: «Что вы привезли урода, испытывать что ли мое звание? Я вижу он родился уродом, и его лечить нельзя». – «Помилуйте, доктор, – заметили ему я и моя жена, – испытывать вас мы не имеем надобности, потому что считаем за лучшего доктора, оттого и обратились к вам с покорнейшею просьбой помочь нам в нашем горе. Он не таким родился, а таким сделался только за одну неделю назад. Тогда врач сказал: „Ну, это нашей науки не касается, а везите его к русским бабкам, да про запас купите трескового жиру, мажьте им его и давайте по столовой ложке пить утром и на ночь, да сделайте ванну из сенной трухи, чтоб он распарился и вспотел; белье переменяйте чаще. Вот что я, со своей стороны, могу вам посоветовать“. Сказав это он и ушел.

Купив трескового жиру, мы привезли больного домой и сделали все, что доктор предписал, но больному сделалось хуже: дыхание у него стало порывисто, появился бред, ребенок стал близок к смерти, чего и сам он желал от нестерпимой боли. Все мы скорбели о нем, а особенно мать. Она пошла к соседям и сказала им, что доктор отказался лечить, а велел свезти больного к какой-либо русской бабке, не знаете ли вы такой? Тут старушка-соседка, вдова духовного звания, выслушав рассказ жены моей про болезнь сына, сказала ей: „Час дурной, матушка, с ним случился; ему сделался сглаз, родимому. Не возите же, матушка, к бабкам, а отслужите молебен Божией Матери Троеручице, да на волю Божию и отдайте его“.

Жена рассказала мне про совет соседки-старушки; это было вечером. С рассветом я и все дети взяли на руки больного, понесли в церковь, и положили его пред св. иконою. Отслужил я молебен с акафистом Божией Матери и с водосвятием, окропил его святою водою и прочитал над ним евангелие, именно от Иоанна, потом дал ему свяченой воды проглотить. После этого он, хотя с поддержкою и трудом, мог уже из церкви дойти до дому, где и положили его на постель, и он скоро заснул.

Во время сна больной то охал, то вздыхал, то потягивался и зевал, и целые сутки спал почти без просыпу. С рассветом на другой день, прямо с постели, он быстро подбежал к матери и с радостью сказал: „Маменька! Полно плакать о мне, я теперь уже совсем здоров. И действительно, с этих пор он выздоровел и теперь учится в орловском уездном училище.

1858 года, 23 июня, под 24 число в селе прихода моего, крестьянская жена, лет 40, по имени Вера, нрава угрюмого и сварливого, крепко и горячо бранилась с соседними детьми за какую-то ничтожную, причиненную ей обиду. Я это слышал, так как она жила подле моего дома, но не хотел остановить ее, отложив до завтра сделать ей выговор. В ту же ночь, очень поздно, муж ее Василий пришел ко мне под окно и стучится. Я спросил: „Кто там?“ – „Я, батюшка, – отвечал он, – пожалуйте к больной“. „Кто же у тебя болен?“ „Да жена умирает“, – был ответ, я вчера не был дома, а на барщине, пришел домой поздно, и вот с нею сделалось что-то очень дурно“. Я взял церковные ключи и хотел идти с ними за дароносицей в церковь, но он сказал мне, что св. даров брать не нужно, а чтобы взял я ту книгу, по которой читал над своим сыном Орестом во время его болезни. Потом прибавил: „Жена моя так взбесилась, что страшно к ней и приступиться“.

Тогда я пошел в их дом с требником и епитрахилью. Там была толпа народа, а бесноватая в одной рубашке, с растрепанными волосами, сидела на печи, зверски глядела на меня и стала плевать, потом горько заплакала, приговаривая: „Головушка моя бедная, зачем он пришел?“ –