Книга Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6. Весьма важно установить, каким образом было постановлено о снятии имени над Музеем. Если и была частная бумага от Крэмера, то ведь мнение какого-то Крэмера, не состоящего в Совете Учреждений, не может иметь никакого решающего значения. Неужели же и в этом случае Леви с супругою двумя голосами произвели это новое насилие? Не забудем, что Леви от 31 авг[уста] [19]33 года собственноручно сообщал, что «прежде всего, только [дом] 310, [Риверсайд] драйв находится в ресивершипе[89], но не Рерих-Музеум». Спрашивается, если билдинг имел даже свое наименование — «Мастер-Билдинг», то почему же именно Музей потом был представлен как ответчик за Билдинг? Ведь культурные задачи Музея существовали и до постройки Билдинга. Таким образом, мы видим, и в данном вопросе произошли постепенные подготовки и подтасовки, которые имели в виду лишь снятие имени для замены его всюду именем Леви. Ведь как Сказано: «Первый удар по имени, а затем по очереди и по остальным сотрудникам».
7. Какое впечатление произвел на Вас Милликан? Ведь он был Указан, значит, он будет или в общем музейном деле, или в таксах, или в будущих исках о брич оф трест и клевете полезен. Ведь он был Назван сотрудником. Значит, наша обязанность его радушно привлечь и вообще сделать сотрудничество приятным.
8. Пришлось ли Вам трем уже дать показания в деле такс, что именно эти годы Вы виделись с нами и можете удостоверить, что ни в Нью-Йорке и нигде даже разговор о таксах не подымался? Значит, доверенный Хорш отлично знал, что таксы и не требовались. Не нужно ли адвокатам такое же показание и Святослава, ибо именно эти два года он находился в Америке? Беспокоит меня, как вырешился вопрос о 1934 годе и о 1935 годе, о которых Вы уже получили мои цифровые соображения. Беспокоит также и то, что до сих пор мы вообще не знаем о движении этого дела. Какие именно шаги и с какими результатами были предприняты адвокатами?
9. Также беспокоит, отдают ли себе отчет адвокаты в причинах невозможности приезда. Кроме здоровья Е. И., потрясенного неслыханным предательством, кроме совершенного безденежья (даже жалованье за последние два месяца задержано Агр[икультурным] Деп[артаментом] до окончания финансовых расчетов), кроме махинаций, вполне возможных при приезде, нам и для безопасности Института сейчас невозможно разделяться. Полк[овник] М[ан] со своей стороны подчеркивал, что нахождение сейчас здесь очень нужно. Уже не говорю о том, что последние два года я не мог писать картин — этого единственного источника нашего существования. Не будем забывать, что жалованье в шесть тысяч (за вычетом правит[ельством] процентов и всего того, что пришлось принять на свой личный счет, составит меньше пяти тысяч), тогда как художественный заработок всегда несравненно больше [и] был за это время потерян. Ведь если бы в часы, когда работа экспедиции позволяла заняться искусством, я начал бы рисовать, то ведь злонамеренные люди из этого создали целые легенды — как о снятии планов, так и о трате времени на личные занятия. Вы знаете, что мы всячески оберегались от создания всяких легенд, но тем не менее сплетники все же плели свою паутину. Отдают ли адвокаты себе отчет во всех этих сложных обстоятельствах? Не думают же они, что я просто по личному капризу не хочу приехать. Как же им дать почувствовать, что я знаю о подготовленной ловушке? Кроме того, нам с Юрием невозможно разделяться, ибо все время приходится то ему, то мне подписывать какие-то отписки в Деп[артамент], который старается многие расходы по экспедиции поставить на наш счет. Наверное, никто не знает, что почтенные ученые ботаники, как доктор Кенг и проф[ессор] Гордеев, работали безвозмездно по уважению ко мне, но и расходы по их передвижению Деп[артамент] все же старается опротестовать. Даже вменяется в вину тариф китайского правит[ельственного] телеграфа!!! Точно бы мы могли изменять государственные тарифы (квитанции они все имеют)! Все это было бы даже смешно, если бы не было так грустно. Мало того, что они удержали уже две тысячи ам[ериканских] долларов, но они еще требовали прислать им чек на тысячу двести ам[ериканских] долларов. Говоря, [что] присылка такого чека ускорит ликвидацию дела и поможет в будущем [получить] кое-что причитающееся!! Очевидно, кто-то очень заботится о том, чтобы выморить нас и денежно. Шофер экспедиции получал 16 ам[ериканских] долларов в месяц, из которых четырнадцать он посылал своей семье, но Деп[артамент] требует, чтобы даже штаны в три ам[ериканских] долл[ара] он делал бы себе за свой счет, но ведь без меховых одеяний при свирепых монгольских ураганах нельзя же двигаться! Можно бы перечислить более двух страниц всевозможных преднамеренных придирок, разрешать которые мы можем лишь с Юрием вместе. Вообще, неописуемо, и пределы злонамеренности безграничны. Как всегда, злоба подвижна и находчива. Ничто не откладывается и глубоко во зло предусматривается. Итак, приходится каждое злое действие покрыть десятью действиями во Благо. Как сказано в Учении, «нужно иметь десять переулков на каждый пожар»[90]. Не удивляйтесь, что я сейчас так часто повторяю слово «беспокоюсь», но ведь действительно нельзя ничего упустить, и адвокаты, которые подошли внове, наверное, не могут сразу охватить весь комплекс обстоятельств. Наверное, они не отдают себе отчета в вопросе безденежья. Кто знает, если бы они знали этот вопрос во всей его остроте, это могло бы лишь оттолкнуть некоторых из них. Ведь не все же судят сердечно. К тому же далеко не все учитывают свою конечную пользу. По нашим расчетам, адвокаты уже должны были что-то существенное сделать с таксами, но ничего об этом не слышно. Да и сами они еще ни разу не высказали [мне ничего]. Конечно, Вы следите за ними, но последняя телеграмма, посланная по настоянию адвокатов, очень удивила нас. По ней видно было, что адвокаты еще не отдают себе отчета в обстоятельствах. Очевидно, им кажется, что все зависит
