Книга У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому - Юлиана Лебединская

ночи.

Верстальщик говорил спокойно и негромко, но все повернулись к нему, как зачарованные.

– Ого, блин, – выдохнул кто-то за спиной у Тамары.

Впрочем, удивительного мало. Директор и верстальщик дружат, в курилку вечно вместе ходят. Всеми сплетнями обмениваются…

Егор Иванович кивнул, поджал губы.

– Пройдёмте в мой кабинет, госпожа Гавринская.

– Я давно уже понял, что Елизавета Гречкина совершенно не подходит на должность главного редактора.

Егор Иванович, видный мужчина средних лет, расположился в большом кожаном кресле за столом, поправил бежевый пиджак, Тамаре предложил кресло поменьше, напротив.

– Но пока она худо-бедно справлялась, я её не трогал, – он пристально уставился на Тамару ярко-синими глазами.

Ей же стало нехорошо. Она уже поняла, куда клонит директор, более того, отлично знала, чем подобные разговоры заканчиваются. Тамара выпрямилась в кресле, расправила плечи.

– Вчерашний же случай – вопиющий. Более того, я знаю, если бы не вы, подобное случилось бы намного раньше. А потому я принял решение заменить главного редактора. Готовы ли вы с завтрашнего дня возглавить редакцию журнала «Под микроскопом»?

Тамара задохнулась. «С чего вдруг сейчас? Лиза всегда лажала, пусть и не так сильно, но раньше он закрывал на всё глаза, может, она провинилась где-то в другом месте? Она довольно часто засиживалась в директорском кабинете, на вопрос, чем занимались, только краснела, о господи, неужели…»

Синие глаза смотрели выжидательно. Перед Тамариными же глазами заплясали чёрные пятна. Её морозило, хотя в кабинете было очень тепло.

– И что будет входить в мои обязанности? – ледяным голосом поинтересовалась она. – Приносить вам чай после обеда?

– Не понял? – директор поднял бровь.

– Я не собираюсь из-за должности ложиться ни в чью постель, так понятней? – процедила Тамара и поднялась.

Светлая прядь волос упала на глаза, мешая видеть, но Тамара не торопилась её убирать. Лёгкий «мороз по коже» превратился в настоящий озноб. Тамара понимала, что сейчас её вышвырнут и из кабинета, и из любимой редакции, но лучше уж так, чем стать директорской подстилкой. Директор, между тем, озадаченно свёл брови.

А в глазах у Тамары окончательно потемнело, и она медленно осела обратно в кресло.

* * *

Сюрпризы продолжились.

Утром Грегори выполз из-под термоодеяла, которое, хвала Великому Сознанию, чудом сохранилось в заледеневшем комоде. Выполз, значит, и обнаружил, что его обожаемая трубка тоже покрылась слоем льда, и все попытки отогреть любимицу ни к чему не привели. В углу, вторя трубке, заиндевели шляпа с котомкой. Зато на столе вдруг возникли мундштук и портсигар с тонкими дамскими сигаретами. Их мороз не тронул.

– Во, дела, – Грегори покрутил в руколапах находку. – Нешто ж я барышня?

Впрочем, на всякий случай сунул находку в карман пиджака.

Но в следующий миг он забыл о сигаретах – взгляд упал на настенный календарь, которого вчера с усталости не заметил. Декабрь. Календарь говорил, что на дворе – декабрь. А значит, за те шесть дней, что он торчал в межсознанье, в мире людей прошёл целый месяц. В прошлый раз такого замечено не было, правда, и с поиском жилья тогда быстрее справился.

Грегори помотал головой.

В ответ зазвенело – в ушах и в пространстве. В комнату влетела хозяйка квартиры, Тома-Гавк, она побелела ещё больше, её всю трясло, льдинки по всему телу голосили звонкими колокольцами. Казалось, звенит сама тараканочка – и вот-вот рассыплется от этого звона на части.

Грегори лихорадочно соображал, что же ему предпринять, и не придумал ничего лучше, как схватить ещё не остывшее термоодеяло и набросить хозяйке на плечи. Тома-Гавк вцепилась в одеяло холодными пальцами и немигающим взглядом уставилась в пустоту. Но хотя бы дрожать и звенеть перестала.

– Ну-ну-ну, успокойся, – Грегори плотнее завернул её в чудо техники. – Что с тобой случилось?

– Я никому не верю, – медленно проговорила тараканочка. – Потому что никому нельзя верить. И никого к себе не подпускаю – потому что никому нельзя верить. Даже если поводов для подозрений и дистанции нет, я всё равно их найду. Обнаружу целую кучу. И… и… – неожиданно она всхлипнула, – и испорчу владелице жизнь.

* * *

– Сударыня, у вас есть пять минут, чтобы объяснить своё поведение, – тихо сказал Егор Иванович, когда к нему вернулся дар речи.

– Простите меня, – пробормотала Тамара, мысли путались, недавние страхи показались до ужаса глупыми, – простите, ради Бога. Я не должна была такого говорить. Вы никогда не давали повода. Никому. И я уверена, вы не такой, как… Ой.

Тамара сцепила пальцы, соображая, как выкрутиться, однако, несмотря на весь идиотизм ситуации, почувствовала себя лучше, чем минуты назад. Словно что-то на душе оттаяло.

– Вас кто-то обидел? – Егор Иванович чуть подался вперёд.

И Тамару прорвало.

– Моя мать в девяностые бизнесом занималась. Селёдку продавала оптом. И прогорела, влезла в долги. Кредитор поставил условие: или завтра деньги, или расплачивайся по-другому. Или – с тобой заговорят по-другому… Мать ложиться под него отказалась, тогда он затребовал меня… Мол, если сама не хочешь, девка у тебя созрела. А мне шестнадцать было. Мать его выставила. Деньги перезаняла, крутилась, как белка в колесе, один Бог знает, чего ей стоило тогда не сломаться, выкарабкаться. Я её разговор с тем мудаком подслушала, вечером пришла к ней и говорю: «Мама, я же вижу, как тебе тяжело, может, всё-таки я с ним это… В конце концов, не смертельно же». Она меня ударила. Первый раз в жизни. И последний. Она вообще всё для меня, всегда, сама не доедала, а мне… А тогда сказала: «Запомни дочка, никогда не продавайся. И никому не верь».

Тамара перевела дыхание.

– Так мы и жили. Верили только друг другу. И порой, наверное, только это и спасало.

Она глубоко вздохнула и окончательно вернулась в равновесие.

– Но всё это, конечно же, не позволяло мне вести себя с вами подобным образом. Прошу прощения ещё раз. Вы вольны меня уволить сейчас же, если считаете нужным.

– Не считаю. Я всё ещё хочу, чтобы вы возглавили редакцию «Под микроскопом».

А вечером она встретилась с Герасимом – отпраздновать повышение.

Хотя, было ли что праздновать?

Лизка разрыдалась, обвинила в предательстве, наспех похватала вещи и выбежала прочь. Коллеги – нет, уже подчинённые! – смотрели настороженно. Кто-то с откровенной неприязнью, кто-то с плохо скрытым страхом, кто-то заискивающе. Олесю вообще оштрафовали, и теперь она мрачно пялилась в монитор в углу комнаты. И только Ого деловито поинтересовался, какие будут задания? Чем и подсказал ей следующий шаг.

– Поскольку вчера был очень напряжённый день, да и сегодняшний начался непросто, предлагаю устроить внеплановый выходной. Все свободны до завтра! Расходиться