Книга Дворец сновидений - Исмаил Кадаре

самостоятельно.

— Так быстро? — удивился Марк-Алем. — Разве я уже достиг такого уровня, чтобы работать независимо?

Начальник улыбнулся.

— Не бойся. Все так начинали. Кроме того, вон там в зале есть контролер. По любым вопросам обращайся к нему.

Четыре дня Марк-Алем работал с переданным ему на рассмотрение делом. Голова у него гудела, как никогда в жизни. Работа в Селекции, раньше казавшаяся ему утомительной, теперь вспоминалась как забава. Он и подумать не мог, что нынешняя окажется такой адски сложной.

Ему вручили папку с делом, которое именовалось незамысловато: «Повседневная жизнь, порча», и он порой думал: о господи, если уж от такого простого дела у меня ум за разум заходит, то что же будет, когда передо мной положат дело об антигосударственных заговорах?

Папка была пухлой. Он прочитал уже около шестидесяти сновидений и отложил в сторону около двадцати, которые, как ему показалось вначале, хоть как-то сможет растолковать. Однако после второго прочтения они показались ему, напротив, самыми трудными. Тогда из шестидесяти сновидений он отобрал несколько других, тоже вначале показавшихся ему вполне поддающимися расшифровке, но через час или два их заволокло туманом прямо у него на глазах, они потемнели и почернели, пока не облеклись непроницаемой тайной.

Да это невозможно, снова и снова мысленно восклицал он. Я тут с ума сойду. Прошло уже четыре дня, а он так до конца не разобрался ни с одним сновидением. Всякий раз, когда ему казалось, что нечто проясняется, его тут же охватывало сомнение, и то, что минуту назад было понятным, мгновенно превращалось в полную бессмыслицу. Просто какое-то безумие вся эта работа, повторял он, закрыв глаза руками. Он не мог избавиться от страха перед возможной ошибкой. В какие-то мгновения ему казалось, что в этой работе ничего, кроме ошибок, не бывает и лишь случайно кто-то может попасть в яблочко.

Порой его бросало в жар и по другой причине: он еще не представил ни одного разгаданного сновидения. Его руководители могли счесть его или полной бездарностью, или трусливым перестраховщиком. Но что же делали другие, заполнявшие у него на глазах своими толкованиями страницу за страницей? О господи, как им удается казаться такими спокойными?

На самом деле каждый толкователь имел право достать из своей папки и отложить в сторону сновидения, которые казались не поддающимися разгадке, они впоследствии передавались для толкования особистам — интерпретаторам особо сложных сновидений, подлинным мастерам Интерпретации, но ведь нельзя же было переложить в папку «особо сложной интерпретации» большинство сновидений из рядового дела.

Марк-Алем потер виски, словно разгоняя застоявшуюся, как ему казалось, кровь. В голове у него десятками роились символы: покрытая гнилостными пятнами змея, обвивающая колонну, дым, хромая невеста, снег. Они сплетались в его голове и неслись в страстном танце. Вытесняли из нее привычные образы окружающего мира, пытаясь заменить их своими безумными и бессмысленными движениями. Ну, будь что будет, растолкую как-нибудь вот это, сказал он, положив перед собой один из листков. Ну, вперед, в добрый час! Это был сон ученика столичной религиозной школы: два человека нашли старую, свалившуюся на землю радугу. Они с трудом подняли ее, поставили, стряхнули с нее пыль, один из них принялся заново ее красить, но небесная дуга никак не оживала. Затем эти двое бросили ее и убежали.

Хм, задумался Марк-Алем, сжимая перо в руках. Он собрался уже начать писать, но вся храбрость его испарилась. Тогда он сделал так. Не думая долго или, если выразиться точнее, решив без лишних раздумий подогнать к написанному первое пришедшее на ум толкование, он написал под сновидением: предвещает… Он оторвал перо от бумаги. Предвещает… Предвещает… О господи, что может предвещать эта чушь, чуть не закричал он в голос. Да это же просто бессмыслица, бред сумасшедшего. Он зачеркнул «предвещает…» и яростно кинул листок в кучу сновидений, не поддающихся толкованию. Нет, пусть уж лучше меня выгонят с работы как можно раньше, чем я поддамся этому безумию. Он подпер голову руками и сидел так, прикрыв глаза.

— Марк-Алем, что с тобой? — услышал он вскоре тонкий голос уполномоченного по залу. — У тебя голова болит?

— Да, немного.

— Ничего страшного, вначале со всеми так бывает. Помощь какая-то нужна?

— Спасибо! Я чуть погодя сам к вам подойду, чтобы вы помогли мне кое-что разъяснить.

— А, вот оно что? Очень хорошо. Я все эти дни ждал.

— Не хотелось вас беспокоить раньше времени.

— О, об этом даже и не думай. Это мой долг — помогать тебе.

— Через час, — сказал Марк-Алем, — я непременно кое-что принесу.

Контролер с улыбкой отошел.

— Жду, — сказал он.

Теперь больше откладывать нельзя, подумал Марк-Алем. Теперь, хочешь не хочешь, буду толковать и я, как и все остальные, с наигранной бодростью он подошел к столу со словарями. Он обратил внимание, что большинство сотрудников часто вставали из-за столов, чтобы свериться со словарями. Он поискал в них некоторые встреченные им странные выражения: «узревши внутрилунно» или «внешнелунно» — и не нашел никакого внятного объяснения. Это были древние выражения, смысл которых наверняка сильно изменился по прошествии веков. Точно так же он не смог найти и название цветка, упомянутого как «цветок кукушки». Он сделал пометку на отдельном листке, чтобы спросить уполномоченного, затем какое-то время бился, пытаясь извлечь хоть какой-нибудь смысл из двух сновидений, присланных с берегов Азовского моря. Были там человечек с молельней в руках, две черепахи — мужского и женского пола, гулявшие вместе, подобно мужу и жене тихим воскресным днем. Не отчаивайся, подбадривал он себя, когда не смог справиться и с ними. Другое после них показалось ему более легким. Давай, сказал он себе, будь что будет, и поискал листок с другим сновидением, тем, где толпа одетых в черное мужчин перебиралась через борозду, а потом брела по снежному полю. Смысл сновидения внезапно стал ему совершенно ясен: группа чиновников после совершения некоего вредительского акта против государства преодолевает наконец препятствия и бредет по покрытому снегом полю, что символизирует свержение правительства.

Он быстро записал это толкование и, не успев закончить последнюю фразу, воскликнул про себя: да это же фактически государственное преступление. Он перечитал еще раз толкование и увидел, что на самом деле так и получается; нечто вроде вражеского заговора. А ведь ему дали дело о повседневной жизни и мелкой порче. От отчаяния у него ослабели руки, и он положил перо. Вот и опять, едва ему показалось, что он сумел что-то сделать, как потерпел поражение. Но погоди-ка, сказал он себе. Может, все не так и безнадежно. В конце концов,