Книга Гражданская война и интервенция в России - Василий Васильевич Галин

кадры Красной Армии, а только для набега на ближайшие железнодорожные станции с целью пополнить истощенные запасы»[330].

Донская армия получала все необходимое напрямую от немцев. «Донское казачество, — подчеркивал этот факт Головин, — могло продолжать борьбу против большевиков только при союзе с немцами»[331]. «Борьба донских казаков против большевиков всегда поддерживалась иностранной помощью, которая, — подтверждал Х. Уильямсон, — вначале шла от немцев либо напрямую через оккупационные войска, либо через украинцев, которые получали ее из того же источника. Даже сама Донская армия была организована по немецкой системе…»[332].

Мало того германо-австрийская интервенция стала той внешней силой, которая, по словам Головина, способствовала «подъему Дона» и вообще дала возможность его армии организоваться[333]. «Благодаря дружеской помощи войск Вашего Императорского Величества, — подтверждал этот факт атаман Войска Донского ген. П. Краснов в своем письме Вильгельму II, — создалась тишина и на юге Войска и мною подготовлен корпус казаков, для поддержания порядка внутри страны и воспрепятствованию натиску врага извне»[334].

Для немцев, поддержка казачьего сепаратизма с началом гражданской войны стала одной из составляющих политики направленной на расчленение России, и оттеснение ее на Восток от основных зернопроизводящих районов, и от Черного моря. Германо-австрийское командование оказывало казакам всю возможную помощь от поставки вооружений до прямой военной поддержки. Без этой помощи отдельные казачьи выступления никогда не достигли бы размаха гражданской войны.

Наибольшим препятствием для организации Армии Юга России, явилось не противодействие большевиков, а противоборство между командующими, добровольцами и казаками. Сотрудничество добровольцев с казаками началось только после того, как право-либеральные «московские общественные организации совершенно определенно поручили объявить, что руководители противобольшевистского движения могут рассчитывать на моральную помощь лишь при условии, что все они (Алексеев, Корнилов и Каледин) будут работать на Юге России совместно…, только после того, как это соглашении состоится и… будет передано представителям Англии и Франции, можно рассчитывать на получение денежной помощи от союзников»[335].

«Нельзя не обратить внимания на то, — замечал в этой связи Деникин, — какое громадное влияние имело на учреждение триумвирата мнение прибывших из Москвы представителей «Национального центра». Алексеев, Каледин и Корнилов связывали с ними представление о широком фронте русской общественности. Это было добросовестное заблуждение членов делегации, вводивших так же добросовестно в заблуждение всех нас. Сами они стремились принести пользу нашей армии, но за ними не было никого»[336].

На «союзное» обеспечение армия Юга России, перейдет только после подписания перемирия на Западном фронте. Одно только «прибытие «англичан», — воспоминал плк. Е. Месснер, оказало самое благотворное влияние на настроение войск, — как несомненное доказательство, что Добровольческая армия получила поддержку от Великобритании, подняло настроение ростовцев»[337]. Действительно, вспоминал Х. Уильямсон, наш приход население встречало криками: «Британцы пришли!.. — Теперь все будет хорошо!»[338]

Огромное моральное значение прихода союзников, подчеркивал в своем письме Верховному комиссару Франции на Юге России ген. Ф. д’Эспере 28 января 1919 г и атаман войска Донского П. Краснов: «Необходимо спешно направить, хотя бы в направлении Луганска, 3–4 батальона, чтобы слух о том, что вы здесь, с нами, мог бы распространиться по фронту и поднять наш дух и решимость…, пройдет 2–3 недели, и в результате неверия Дон падет и подчинится игу большевиков, а Франции придется либо снова его завоевывать, используя при этом значительные силы, либо допустить на несколько лет господство анархии в России»[339].

Однако решающую роль, в определении боеспособности армий Юга России, играла материальная помощь союзников, без нее они скоро вообще перестали бы существовать. «Факт оставался фактом, — подтверждал этот вывод Краснов, — Прошло почти три месяца со дня первой связи с союзниками, а помощи от них не было никакой. Фронт быстро разлагался. 30 января еще четыре хороших полка на Северном фронте перешли на сторону красных»[340].

Добровольческую армию спасло от краха только военное снабжение, которое стало поступать от союзников, «правда, в размерах, недостаточных для нормального обеспечения наших армий, но все же, — по словам Деникина, — это был главный, жизненный источник их питания»[341]. Гинс выражался более определенно: если бы не союзники, «русские воска не имели ни оружия, ни снабжения, ни денег»[342]. Один из командующих Красной Армии А. Егоров, в этой связи, имел все основания заявить, что: «деникинщина оказалась преимущественно одной из форм интервенции»[343].

Для окончательного формирования Армии Юга России, оставалось присоединить к ней помимо Кубанской еще Донскую армию. На это ушел почти год. Приказ об объединении армий Деникин подписал только в начале января 1919 г.[344] При этом, «подчинить себе строптивую волю генерала П. Краснова генералу Деникину, — по словам управляющего Отделом Законов деникинского Особого Совещания К. Соколова, — удалось только благодаря поддержке союзников…»[345].

Этот факт подтверждал первый пункт условий соглашения французского командования с атаманом Красновым, который требовал полного признания и единого командования «над собою генерала Деникина и его совета министров»[346]. В более дипломатичном духе звучало подобное письмо британского представителя ген. Пуля — Краснову: «Если я принужден буду возвратиться и донести своему правительству, что между русскими генералами существует зависть и недоверие, это произведет очень тяжелое впечатление и, наверно, уменьшит вероятность оказания помощи союзниками. Я бы предпочел донести, что Ваше Превосходительство проявили себя столь великим патриотом, что готовы поступиться собственными желаниями для блага России и согласиться служить под начальством ген. Деникина»[347].

К середине 1919 г. Армия Юга России состояла: из Донской, насчитывавшей 100 тыс. человек; Кубанской — 30 тыс. и Добровольческой — 10 тыс. чел. армий[348]. Она находилась в несравненно лучших условиях по сравнению с другими белыми армиями: ее потенциальные материальные и людские ресурсы в разы превышали возможности всех остальных белых армий вместе взятых. Сподвижник Колчака Гинс завистливо восклицал: «Одна Кубань обладала такими человеческими и экономическими ресурсами, как вся Сибирь»[349].

Что касается населения, то в сентябре 1919 г. Черчилль сообщал кабинету министров: «Армии ген. Деникина господствуют на территориях, на которых живет не менее тридцати миллионов русских и которые включают третий, четвертый и пятый по значению города России… Нет никакого сомнения в том, что этот тридцатимиллионный народ, если бы только была возможность прибегнуть к плебисциту, подавляющим большинством голосов высказался бы против возвращения большевистского правительства Ленина и Троцкого. Больше того: ген. Деникин имеет в своем распоряжении армию, которая, хотя в основном и является добровольческой, быстро растет в своей численности и в настоящее время в ней уже более 300 тыс. чел.»[350]

Сибирская армия

Кристаллизующую основу Сибирской (колчаковской) армии, по словам командующего интервенционистскими