Книга Ячейка 402 - Татьяна Дагович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно позвонить родителям. Я соскучилась, давно не говорила с ними. Они, бедные, уже ни о чём не спрашивают. Когда я им звонила по-настоящему? Вроде бы за день до того, как поехала к Сергею. Вроде они тогда упоминали, что кто-то собирается жениться, – это и довело меня.
Я должна назначить себе день, час, не позже которого я скажу Лиле, что мне пора от неё уходить. Сегодня я ещё не смогу. Буду смотреть в окно».
Она отложила книгу с вложенной бумагой. Неуловимый стрекот швейной машинки сливался с гулом дождя. Посмотрела зажмурившись на ковёр. Уже привыкла к этому фокусу: если сильно зажмуриться – так, чтобы глаза напряглись, то узор на ковре кажется маленькими человечками. Будто они встают прямо из ковра. Такой рисунок, а часы тут ни при чём.
Подошла к окну. Столько воды, надо же. Как хороший душ. Внизу кто-то заходил за угол соседнего дома. Едва различимая в ливне фигурка, кажется, с рюкзаком. Не похоже на духа. Анна проводила фигурку взглядом – может, это Сергей? Лиля закончила строчить, ушла на кухню. Стучала там ящичками. Нет, не коньяк. Шаги Лили в коридоре. Приближаются. В комнате.
Подошла к ней, резко отдёрнула штору.
– Дерьмовая погода, Анютка. – Лиля нараспашку открыла окно, Анна с недовольством посторонилась, заметив между её пальцами зажигалку и сигарету.
– С каких пор ты куришь?
Из окна сильно подуло, шум стал громче.
– Я всегда курила. Но я несколько лет назад бросила. Иногда можно, в такую дерьмовую погоду.
Анна устроилась в кресле. Холод и запах дыма были ей одинаково неприятны. Поджала ноги. Подняла глаза на австралийский рассвет, но и аборигены не грели душу. С иронией вспомнила – совсем недавно эта комнатёнка казалась вершиной роскоши. Так хотелось домой, жить без Лили. Ходить на работу.
Анна едва успела поймать быстрый Лилин взгляд, отчаянный, глаза огромные. Лиля курила молча и быстро, без удовольствия, уже через минуту кинула недокуренную сигарету в дождь. Вода сбила и затушила на лету. Лиля не торопилась закрывать окно – Анна ждала, ждала. Посмотрела – хозяйка квартиры стояла, закрыв лицо руками.
– Лиличка, ты меня простудить намереваешься?
* * *
Гаражи обливало водой сверху, с неба. Как всё остальное. Бетонные, капитальные, они тянулись унылым лабиринтом, насколько хватает мысли, и ещё дальше, одинаковыми клеточками (в разном состоянии). Не все проезды между гаражами были заасфальтированы, как раз возле этого, со ржавыми воротами, лишь щебень насыпали. Внутри играли в карты.
– Бл… Та шо оно всё льётся там! Льёт, блин, льёт, льёт.
Дождь назойливо стучал по крыше. Второй уронил карту в лужицу томатного сока, но его взбесило другое – карта упала рубашкой вниз, и остальные засекли червей.
– Пойду поссу… – пробурчал с досады.
– Иди, иди! – Первый и Четвёртый зареготали ему вслед. Третий молча проводил колючим взглядом.
Игроков было четверо – с тёмной жёсткой кожей, с пугающим запахом людей вне гигиены. Они играли всегда.
Второй вышел под дождь, отвернулся к стене, вытащил из ширинки. Шум воды заглушил шорох колёс проезжавшей машины. Поднял глаза к небу в порванных тучах и слился в едином действии с дождём. Жёлтая струя чертила на щебне змеек и растекалась с остальной жидкостью. У Второго вырвался смешок.
Вернулся в гараж, где отродясь не стояло машины, но висел бензиновый дух. Недовольно плеснул себе из бутыли самогонки, обвёл остававшихся подозрительным взглядом – что они ещё подстроили за это время, Третий в особенности. Третий всё молчит, глазки мутные прищурил, опухший рот разинул.
Когда Второй сбросил карты на стол, показывая, что выходит из игры, остальные сопя уставились – не верили.
– Цыц! Не выссал я их себе!
Тут даже Третий ничего не придумал. Второй не стал дожидаться, когда до них допрёт, откинул табурет, взял солёный помидор из жестянки и завалился на кучу тряпок в углу. Его радовало, что он выиграл. Тряпки пахли машиной типа «Жигулей». Тусклая лампочка под крышей качалась на проводе. Он любил играть, и его злило, что он больше не играет. Не успел лечь, как вскочил и опять схватил самогонку – чтобы подмутить качание лампочки.
– Э-ей, ты шо? – Первый выхватил бутыль и потянул к себе, Второму пришлось выпустить, иначе разлилось бы.
Первый, Третий, Четвёртый засмеялись. Первый налил по стаканам. Второй, не получив ничего, вернулся в угол. Играли без слов, однако иногда пыхтели или бурчали, ворчали сквозь зубы.
Тощая гаражная собака просунула морду, обвела жёлтым взглядом людей, посмотрела на бутыль и убралась – она была дурная и боялась стать закуской. В щели ворот мелькнул хвост. Хлопнула дверца «Фольксвагена», остановившегося напротив пристанища игроков. Жирная капля, просочившаяся через крышу, упала на стенку консервной банки, скатилась на газету и расплылась жёлтым пятном.
– Тёлка! – Третий, торжествуя, выложил крестовую даму на стол, Первый хотел возразить, но в этот момент вошёл Шарван в сером костюме и мелких крапинах дождя. Непроизвольно сморщился от знакомой вони.
Трое посмотрели на него. Второй храпел на тряпках в углу.
– Опять нажрались, – пробормотал Шарван, будто не знал, что они вечно такие. – Вы мне понадобитесь.
– Шо?
– Да ничего. Быть на месте.
– Бабло?
– Как обычно.
– Ты уж не заложи… там… – проныл Первый и тут же получил от незаметно переместившегося из угла Второго в скулу. Огрызнулся.
Шарван приветливо улыбнулся Второму, подошёл к столу, наклонился. Шёпотом объяснил, в чём дело. Ещё раз повторил в полный голос, громко. Посмотрел по очереди на каждого из четвёрки.
– Всё запомнили? Вы молодцы. Давайте, держитесь здесь.
Через пять минут «Фольксваген», плавно развернулся. Игра продолжалась. На муху, ползающую по плечу Второго, упала новая капля и убила.
… Через текущую по лобовому воду Шарван вглядывался в разметку, перебитую мельканием «дворников», и гнал мысли о детстве, убеждая себя, что к нему дурацкое детство не имеет отношения. А эти четверо – он умел с ними ладить при случае. Хотя чаще всего воспринимал их как обычных алкашей, забывал, что они играли здесь задолго до его рождения, все состарятся и умрут от старости, а они будут играть вечно, заспиртованные.
Анна стояла на балконе, наблюдая, как удаляются от гаражей яркие фары и исчезают в неосвещённой массе города. Значит, есть всё-таки жизнь на Земле? Порыв – спрыгнуть прямо вниз, и бегом за фарами, и домой – быстро отступил. Так можно разбиться. Вдали, у горизонта, вспыхивало время от времени в чёрном. Над Лилиным домом небо уже очистилось. Сильный ветер нёс обрывки дождя, то скрывая, то освобождая мелкие, слабые звёзды. Временами открывалась луна мёртвого цвета, и появлялись на шезлонге перевёрнутая чашка с потёками кофе, намокшая книга. Анна не шевелилась. Комары садились на открытую кожу рук и на лоб, кусали.