Книга Путь чести - Даниил Сергеевич Калинин

создавалась как противовес в бою со швейцарцами и моими земляками ландскнехтами, и весьма в этом противостоянии преуспела. Основным оружием пикенеров была исполинская пика длинной ладоней в двадцать пять — двадцать семь. Испанцы же использовали копья с листовидным лезвием, это стало их фирменным знаком. Раны такое оружие наносило страшные, что людям, что лошадям. Видывать такое приходилось. Ненавижу рубку! Когда терция вклинивалась в строй с пешими воинами противника, испанские солдаты толкали копье левой рукой, направляя её правой в лицо или торс противника. Против кавалеристов копье упиралась в землю и блокировалась ступнёй правой ноги, левой рукой копье держали так чтобы острее было направленно прямо в грудь лошади. Механизм этой машины для убийств был выверен также точно, как и традиции католической мессы.

— Себастьян. — голос Лермонта возвращает меня из собственных размышлений на грешную землю. — Фон Ронин?!

— Да? — я поворачивают к товарищу.

— Думаешь у нас есть шанс? — шотландец выглядит немного растерянным.

— Шанс есть всегда. Держись меня и все будет хорошо. — я улыбаюсь. — В конце концов погибнем вместе.

— Ну успокоил так успокоил — произносит Джок сквозь улыбку.

Тем временем командир подъехал к пехоте и аркебузирам. У тех из защитного вооружения имелся только морион. Двух одинаковых шлемов нужно было еще поискать, каждый неповторим. У тех, что победнее шлема не было вовсе, на голове красовалась мятая фетровая шляпа или головной платок. Тело мушкетера защищала кожаная куртка с вшитыми под подкладку медными пластинами, или бригантина. Снаряжение аркебузира составляла бандальерка через плечо, на которой были подвешены деревянные трубочки с заранее отмеренными порциями пороха. У наших солдат количество зарядцев было различным, а вот испанцы предпочитали чисто двенадцать, на солдатском жаргоне их называли двенадцать апостолов. Резервный запас пороха хранился вместе с пулями в сумке, так что количество выстрелов легко можно было увеличить. Порох для затравки должен быть очень хорошего качества — осечка в бою равноценна смерти. Для рукопашной схватки у мушкетера меч и дага. Ну и важным элементом была сошка, на которую устанавливался при стрельбе тяжёлый мушкет.

— Пехотинцы! — голос командира разносится по рядам. — Не верьте в непобедимость терции! Именно сегодня, именно сейчас мы сможем его развеять! Стойте насмерть! Бейтесь за свою свободу!

— Дааа!!! — дружно гудит пехота.

— Надеюсь, не попадем под испанский огонь. — Лермонт поправляет кирасу. — Я в этот раз решил сэкономить и взять доспех, проверенный только пистолем.

— Да, друг мой, ты конечно лихая голова, но от лихости до дурости один шаг. — я хмурюсь.

Мой доспех был проверен на пробитие и аркебузой и мушкетом. Чем выше прочность, тем выше цена. Да, весил он не мало, но, во-первых, я уже привык, во-вторых, сомнительное удовольствие корчиться с раскаленной пулей в кишках. Этого мы тоже насмотрелись.

— Нельзя экономить на себе! — я поворачиваюсь к шотландцу.

— Да денег не было. — тот виновато разводит руками. — Женщины. Сам понимаешь.

— Понимаю, что они тебя в могилу и отправят. Но раз так, тогда точно держись меня. Но закрывать тебя своим телом и пулю вместо тебя принимать я не собираюсь. — я ухмыляюсь в усы.

— Кто еще кого прикроет, фон Ронин. Ты поддаешься греху гордыни, если считаешь, что только ты можешь кого-то выручить.

— В твоей помощи я не сомневаюсь. — я склоняю голову.

— Кавалерия! — командир приблизился к нам вплотную, я приосанился. — Вы моя гордость и отрада. С вами я готов пройти пекло насквозь! Идите за мной и нас ждет победа! Покажем испанским сеньорам чего мы стоим в бою!

— Дааа!!! — мой голос сливается с голосами эскадрона, по спине пбегут мурашки.

— На вас смотрит Господь, Мориц Оранский и я! Удача будет на нашей стороне! — командир лихо разворачивает коня. — Кругом и выдвигаемся к Лессингену. Вперед, господа, навстречу судьбе!

Путь до места не отнимает много времени, приливные воды отделяют нас от испанского берега. Кавалерия размещается за спинами пехоты, пушки выставляют на флангах. Вскоре за дюнами показываются острия страшных копий, а потом и знамя с красным шипастым крестом.

— Бам! Бам! — бьет барабан.

— Приготовится! Фитили! — прозвучала команда.

Я по привычке проверяю все свои пистоли и глажу скакуна по гриве. Леромонт следует моему примеру. Рейтары напряжены, а вот пехотинцы выглядят спокойными. Просто делают свое дело.

Вода уходит. Испанцы приближаются. Но видно только разномастных пикенеров и небольшой кавалерийский отряд, а аркебузиры, видимо, выдвинуться вперед на берегу.

Выстрелила пушка. Затем вторая. Испанцы молча заполнили пробитый строй. Грозно звучал кожаный барабан.

Я ошибся.

Никаких аркебузиров выдвигаться не стало. Терция лихо опустила копья и сходу пошла в атаку прямо через обмелевший брод. Только брызги с мокрым песком полетели в нашу первую линию.

— Пехота! Копья! — прозвучало впереди нашего строя, но было уже поздно. Наши мушкетеры успели дать только один залп, а терция, перешагивая через павших соратников, ударила копьями во фризских пехотинцев, выбивая их.

— Залп! — прозвучали редкие выстрели мушкетеров.

— Держать строй! — надрывается командир. — Стрелять по готовности!

Выстрелов стало больше, но испанская пехота шаг за шагом теснит наших солдат. Невольно вспомнились воины Александра Великого. Когда-то его непобедимая фаланга поставила на колени половину мира.

— Рейтары вперед! — прозвучал приказ, потонувший в криках.

Я увел коня влево, туда где на нашу пехоту наседал отряд испанских кавалеристов.

Выстрел!

Испанец завалился лицом в конскую гриву.

Я отмахиваюсь мечом он второго, и Лермонт втыкает лезвие ему прямо в шею. Мой клинок бьет в лицо зазевавшегося молодого испанца. Лицо смерти всегда ужасно.

Ненавижу рубку!

Выстрел!

Кавалерист с испанским гербом заваливается под ноги нашей пехоты, которая продолжает отступать под напором терции. Мертвый падает на мертвого. Пехотинцы противника даже шаг не сбили.

Вот она испанская ярость!

Нет уж! У меня для вас есть моя личная ярость, господа испанцы!

Я наотмашь рублю по лицу очередного противника и разворачиваюсь к следующему. Пистоль пыхнул вхолостую, и я чуть было не пропустил удар палашом. Выручил Леромонт. Его пистоль не дал осечку, и тяжелая пуля свалила моего противника с коня.

Проклятье!

Рядом идет яростная рубка. Конный отряд испанцев подвергся настоящему истреблению, но вот терция давит голландскую пехоту как ноги итальянских мастеров виноград для своего вина.

— Эскадрон! Бьем во фланг! — я поднял меч, но вынужден закрыться от удара в лицо. Гарда испанского палаша больно ударила в поднятое предплечье. В ответ я врезал рукоять райтшверта, угодив навершием по носу противника! Тот громко хрустнуло, испанец завопил от боли, потянувшись руками к лицу — я же схватил его за ворот кирасы и сбросил с коня в песок.

Вокруг царит кромешный ад. Никто не слышит моей команды. Пушки успели