Книга Мойте руки перед бедой - Андрей Бронников

Платен пробурчал: – Я на станции в клозет схожу, у меня ключ от дверей есть, – и удалился в тамбур.

Ленин задумчиво грыз карандаш. Крупская с отсутствующим взглядом смотрела в окно. Карл вежливо поклонился и произнёс:

– Ильич, мне бы талончик в туалет.

– Покурить? – спросил тот и многозначительно посмотрел на трубку Радека. Тот немедленно вынул её изо рта и спрятал за спиной:

– По малой нужде…

– Ну-ну, – недоверчиво отозвался Владимир Ильич, но всё-таки подвинул к себе клочок бумаги, подписал его и отдал просителю, с трудом выговаривая такое сложное для него сочетание букв в имени и отчестве собеседника:

– Имейте ввиду, Карл Бернгардович, следующий пропуск только поздно вечером.

Радек ещё раз отвесил поклон, в знак величайшей благодарности и скрылся за дверями. Ульянов продолжил писать:

4. Признание факта, что в большинстве Советов рабочих депутатов наша партия в меньшинстве, и пока в слабом меньшинстве, перед блоком всех мелкобуржуазных оппортунистических;

5. Не парламентарная республика, – возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом назад, – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху. Устранение полиции, армии, чиновничества;

6. В аграрной программе перенесение центра тяжести на Советы батрацких депутатов. Конфискация всех помещичьих земель;

Ульянов вновь перестал писать и задумался. Впоследствии сформулированные им тезисы будут расширены, дополнены и войдут в историю большевизма под названием «Апрельские тезисы».

Несомненно, Ленин был выдающимся мыслителем, но не для всего человечества и даже не для отдельно взятого государства, а только для политической партии, стремящейся к власти любым путём и не выбирающей способов достижения цели. Здесь Владимир Ильич не имел себе равных в переходный период, и никто другой, пожалуй, не смог бы так умело развалить целое государство. Разумеется, опираясь при этом на солидное финансовое обеспечение извне.

Поезд мчался, с натугой преодолевая подъёмы и весело сбегая с косогоров ухоженной Европы. Чахлые перелески, едва-едва зазеленевшие поля, полноводные озерца, вобравшие в себя талые воды, убегали вдаль и терялись за горизонтом. Один за другим мелькали полосатые верстовые столбы. Паровозик пускал из трубы чёрный шлейф дыма, который волей ветра пытался проникнуть то в вагон, то в окна придорожных деревень, но по большей части просто растворялся в голубизне безоблачного неба.

Пассажиры наконец угомонились и занимались каждый своим делом, а вернее пустым времяпрепровождением, за исключением Ульянова, который пытался закончить тезисы. Постоянные визиты желающих попасть в клозет, взрывы хохота в соседних купе и прочие беспокойные мелочи, всегда возникающие в местах вынужденного скопления людей, мешали ему трудиться.

Владимир Ильич отложил тетрадь и принялся смотреть в окно. Его ожидала тяжелая работа. С деньгами проблем уже не должно было возникнуть, но использовать их предстояло так, чтобы ни у кого не возникло подозрения об их происхождении, а царская охранка не дремала. Ульянов предусмотрительно отказался накануне от встречи с Парвусом, но Радек провёл в переговорах с ним целый день.

Теперь Ленина волновало, как его встретят в России. Он всерьёз опасался ареста сразу по приезде в Петроград. Однако эти опасения оказались напрасными. Во время митинга Ульянов, выступая со знаменитой речью с броневика на Финляндском вокзале, закончил её словами: «Да здравствует социалистическая революция!». Даже после такого откровенного вызова новая власть и не подумала арестовать его.

Тревожные размышления Владимира Ильича, были прерваны громким стуком в двери. После приглашения делегация из нескольких человек ввалилась в купе, Один из пассажиров положил на стол листок бумаги и предложил Ульянову подписать текст.

– Что это такое? – спросил Владимир Ильич, не притрагиваясь к бумаге.

– Это ультиматум, – последовал ответ.

– Кому?! Какой?

– Существует опасность, что Платтена не впустят в Россию, – пустился в пространные объяснения, очевидно, инициатор составления настоящего документа. – Мы все из солидарности предупреждаем их, что тоже откажемся въезжать в Россию. До тех пор, пока Франца не впустят.

– Какой идиот это писал? – хладнокровно уточнил Ульянов. Ответом было молчание. Тогда Владимир Ильич с изрядной долей язвительности продолжил: – Они, то есть временное правительство, настолько не желают нашего приезда, что вполне возможно нас просто арестуют прямо на вокзале, а вы, значит, к их вящей радости решили сами отказаться?

Делегация вдруг прозрела в собственной глупости и робко покинула купе. Листок остался лежать на столике. «Бумагу заберите!» – крикнул вслед Ульянов, но никто так и не решился это сделать. Владимир Ильич с раздражением схватил листок, с видимым удовлетворением смял в кулаке и бросил под стол.

Поездка закончилась более чем благополучно, и Ленин приступил к работе с присущей ему неукротимой энергией. Причем настолько активно, что через некоторое время от одного из представителей германской разведки в МИД Германии полетела телеграмма: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы».

События последующих лет полностью это подтвердили. Вплоть до того момента, когда Ленин потерял здоровье, а вместе с этим и рычаги управления государством.

10

НИИ психического здоровья, подвал

Властный голос окончательно парализовал волю Боси. С трясущимися руками и дрожащими коленями он повернулся и побрёл в полумрак подвала. «Сюда иди! – направлял движение больничного гения таинственный голос, – Прямо к шкафчику шагай».

Босик несколько пришёл в себя и осмотрелся по сторонами, но источника грозных призывов не увидел. Нетвёрдой рукой он попытался напялить маску «Сисигути» – льва, но из этого ничего не вышло и она с грохотом упала на пол…

Обладатель голоса, очевидно, поняв, что дрожащий от страха человечек не собирается улизнуть, уже добродушным тоном повторил: «Не бойся, дорогуша, здесь сбудутся все твои мечты», – и весело расхохотался.

Доморощенный феномен на всякий случай втянул голову в плечи и двинулся дальше. Время от времени он окидывал полутемное помещение взглядом, но по-прежнему не увидел того, кто его зазывал, то грозно, то ласково, суля некую награду.

Казалось, что голос звучал из тёмного угла, где стояла кабинка уборщицы, в котором она хранила сменную одежду и тряпье для работы, швабру и ведро. Бося подошёл совсем близко, но кроме испачканной тельняшки в углу ничего не увидел. Более того, исподнее бельё источало отвратительный кислый запах несвежей блевотины.

Мужчина оторопел и попятился. «Ну-ну, не бойся» – вновь раздался таинственный голос, и звучал он прямо из скомканной тельняшки. Бося рефлекторно протянул к ней руку и тут же был остановлен грозным окриком: «Руки убери! Будешь делать только то, что я скажу!» Больничный гений, вздрогнув, кивнул головой и согнулся, как японский бонза. В этот момент на всякий случай Бося надел маску «Сакагами» – душевнобольной принцессы.