Книга Сталин - Борис Вадимович Соколов

Зиновьева, по-прежнему апеллировавшие к массам, были обречены на поражение. Сталин же апеллировал прежде всего к аппарату, партийному и государственному, т. е., другими словами, к бюрократии, чиновничеству.

7 ноября 1937 года на приеме по случаю 20-й годовщины Октябрьской революции Сталин предложил выпить за «средние кадры», т. е. за тех же аппаратчиков: «Главное в этих средних кадрах. Генералы ничего не могут сделать без хорошего офицерства. Почему мы победили над Троцким и др.? Известно, что Троцкий, после Ленина, был самый популярный в нашей стране. Популярны были Бухарин, Зиновьев, Рыков, Томский. Нас мало знали, меня, Молотова, Ворошилова, Калинина, тогда. Мы были практики во время Ленина, его сотрудники. Но нас поддержали средние кадры, разъясняли наши позиции массам. А Троцкий не обращал на эти вопросы никакого внимания»[30]. Сталин неслучайно произнес этот гимн середняку-партийцу. Иосиф Виссарионович следовал нехитрой премудрости, которую преподал в глубокой древности тиран Коринфа Периандр своему другу тирану Милета Фрасибулу в ответ на просьбу объяснить, как наилучшим образом управлять людьми. Как пишет Аристотель в «Политике», когда Фрасибул послал к Периандру за советом, тот ничего не сказал, а только вырвал на поле пшеницы все колоски, возвышавшиеся над средним уровнем. Посланец с удивлением доложил Фрасибулу, что его друг загубил весь урожай. Но Периандр понял, что следует уничтожить всех выдающихся людей в государстве. Сталин прилежно старался уничтожать всех, кто хоть сколько-нибудь выдавался над средним уровнем, так как видел в них потенциальную угрозу своему всевластию. Исключение было сделано для некоторых деятелей науки и культуры, готовых служить ему или жизненно необходимых для осуществления военных проектов.

Сталин, безусловно, не был Демосфеном. Но генсеку ораторский талант и не требовался. Убеждать с помощью живого слова требовалось тем из большевистских лидеров, кто еще до революции в той или иной степени был публичным политиком. Ленин и Зиновьев, Троцкий и Бухарин были неплохими ораторами, умели поднимать массы. Сталин же получил огромную власть уже после Гражданской войны, когда для укрепления власти требовался уже не ораторский дар, а только мастерство аппаратной тактики. Речи надо было говорить простые и понятные, не злоупотребляя ораторскими приемами, чтобы тебя поняли люди, призванные в аппарат от станка и сохи. Поэтому Сталин говорил примитивно, многократно разжевывал одну и ту же вещь, как учитель на уроке – чтобы лучше дошло.

Не вполне понятным остается вопрос: а каким образом противники Сталина собирались строить новое государство без бюрократии? Такое государство на практике быстро скатилось бы к анархии. Или они надеялись на быструю победу мировой революции и отмирание государства? Однако Троцкий уже в конце Гражданской войны, после неудачи польского похода Красной Армии, крайне скептически смотрел на возможность скорого наступления мировой революции в Европе, а следовательно, должен был ориентироваться на более или менее длительное существование советского государства. Реальная разница между Троцким и Сталиным была в том, что первый предполагал сохранение внутрипартийной демократии, допускавшей борьбу и конкуренцию различных платформ и фракций, что должно было, по замыслу Троцкого, ограничить всевластие бюрократии, тогда как второй планировал установить единоличную диктатуру.

Для председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам единственным реальным путём к власти оставался путь военного переворота. Троцкий был по-прежнему популярен среди командного состава и рядовых красноармейцев. В его руках был контроль над аппаратом Красной Армии. Технически, вооружённый захват власти после смерти Ленина был бы для Троцкого достаточно простой операцией. Многие сторонники искушали Льва Давидовича этой заманчивой перспективой. Но Троцкий мысль о перевороте отверг. Чем бы в таком случае он отличался от какого-нибудь латиноамериканского диктатора или только что, в 1922 году, осуществившего успешный «поход на Рим» вождя итальянских фашистов Бенито Муссолини? Троцкому нужна была не просто власть в России, а власть для осуществления определённой идеи – мировой пролетарской революции. Россия нужна была как плацдарм, но главным образом – как пример для такой революции. В экспорт мировой революции на штыках Красной Армии Лев Давидович после неудачи польского похода не верил. Но в утопию самой мировой революции продолжал, в отличие от Сталина, свято верить до своего последнего дня.

Троцкий писал в мемуарах: «…Эпигоны больше всего боялись традиций Гражданской войны и моей связи с армией. Я уступил военный пост без боя, даже с внутренним облегчением, чтобы вырвать у противников орудие инсинуаций насчет моих военных замыслов. Для оправдания своих действий эпигоны сперва выдумывали эти фантастические замыслы, а затем наполовину поверили в них сами. Личные мои интересы еще с 1921 г. передвинулись в другую область. Война была закончена, армия сокращена с пяти миллионов трехсот тысяч до шестисот тысяч. Военная работа вступила в бюрократическое русло. Первое место в стране заняли вопросы хозяйства, которые с момента окончания войны в гораздо большей мере поглощали мое время и внимание, чем военные вопросы»[31]. Лев Давидович немного лукавил. Идея бонапартистского переворота не была чужда некоторым его сторонникам. Она родилась у одного из ближайших соратников Троцкого Николая Ивановича Муралова, командующего Московским военным округом с марта 1921 по май 1924 г. Именно о нем говорил Маяковский, когда описывал в поэме «Хорошо» похороны Ленина:

И вот издалека, оттуда, из алого

В мороз, в караул умолкнувший наш

Чей-то голос, как будто Муралова,

Скомандовал: «Шагом марш».

Одна из современниц, Н. В. Григорьева, передает такой отзыв Муралова о Сталине в день ленинских похорон: «В день похорон я пришла к Мураловым под вечер. В полутемной столовой из угла в угол ходил Николай Иванович, негромко повторяя: «Что нас ждет? Это очень страшно». Я опешила и сказала: «Что вы, Николай Иванович, ведь у Ленина есть достойный наследник». Николай Иванович зло посмотрел на меня и сказал: «Не говори о том, чего не знаешь. Страшный человек. Что будет со страной! Что будет со всеми нами!»[32] Популярность Муралова среди красноармейцев столичного военного округа и авторитет Троцкого гарантировали успех переворота. Красная Армия не выступила бы против своего вождя, а, наоборот, поддержала бы его, а других, сравнимых с ней по мощи вооруженных сил в стране не было. Однако Троцкий не позволил командующему войсками Московского военного округа осуществить этот план, и точно так же не поддержал начальника Политического управления РККА В. А. Антонов-Овсеенко, который 27 декабря 1923 года написал в Политбюро письмо с угрозой «обратиться к крестьянским массам, одетым в красноармейские шинели, и призвать к порядку зарвавшихся вождей». Он признал, что «среди военных коммунистов уже ходят разговоры о том, что нужно поддержать, как один, т. Троцкого». За это он