Книга Здесь все взрослые - Эмма Страуб

– Привет, Джон, – сказала Портер. – Это моя племянница, Сесилия, помнишь? Будет учиться в нашей школе. Август здесь?

– Привет, дорогая! – Джон поцеловал Портер в щеку, а потом прокричал в сторону лестницы. – Иди, поздоровайся!

Сесилия замерла.

– Это что, подстава? – шепнула она Портер. – Ты сказала, мы просто в магазин.

– Мы и есть в магазине, – подтвердила Портер. – Ищем вещи и новых друзей.

– Август тебя не обидит, – заметил Джон. – Обещаю.

– Что бы ты хотела, Сесилия? – спросила Портер, подвигаясь к Сесилии. – Джинсы? Я снова запала на клеш. Странно, да, Джон?

– Сама знаешь, как бывает, – начал объяснять Джон. – Если что состарится до такой степени, что и не помнишь, когда надевал в последний раз, значит, можно по новой. В девяностых клеш был в моде.

– Состарится. Намекаешь, что я состарилась? – Портер игриво схватилась за горло. – Они мне и правда нравятся.

Таков был ее прикид в первый день в старших классах – клешеные джинсы, тесноватая голубая футболка с надписью SKATEBOARD, хотя на скейтборде она в жизни не каталась.

Ступени снова дали о себе знать, и в зал невесомо запрыгнул Август. Сплошь ноги и руки, эдакий щенок с комично большими лапами, тело, как и у Сесилии, еще только формировалось, до чего дорастет, неизвестно. Лицом походил на Рут – темные глаза, острый подбородок, брови летят стрелками под бледным лбом. Волосы вываливаются из-за ушей и падают на плечи – средневековый принц в замедленной съемке.

– Август, это Сесилия, племянница Портер. Покажешь ей магазин?

Август изобразил раздражение, чуть закатив глаза, и Портер увидела, как Сесилия съежилась, подобралась, свернулась ящерицей и выставила броню. Впрочем, тут же Август дружелюбно кивнул и потянул ее за локоть.

– Начнем с футболок. – Он крутнулся на пятках и шагнул к лестнице, а Сесилия послушно двинулась следом, как на эшафот.

– Мы пойдем через дорогу за кофе, – сказал Джон. – Хорошо?

– Хорошо, – отозвался Август.

Джон похлопал Портер по спине:

– Без нас им будет проще, точно знаю.

Ей есть чему у него поучиться! Сама Портер осталась бы в магазине, но, видимо, родителям видней.

– Хочешь посмотреть одежду? – спросил Август вполне дружелюбно. – Идем.

Общество ровесницы Августа никак не смутило, и Сесилии пришлось сделать вид, что и ей общество ровесника не мешает. С парнями она дружбу не водила с дошкольного возраста. Всегда таилась опасность, что полезут целоваться, могут ущипнуть, будто парни не владеют собственными телами, будто ими управляют крошечные человечки, живущие в их мозгах. Хотя с девчонками еще хуже, рядом с ними парни в ее бывшей школе – набитые соломой чучела, покорные идиоты, для которых лучшее решение любой эмоциональной проблемы – это пицца. Может, дать им вторую попытку? Наверху Август уверенно дергался между стойками с одеждой. Сесилия подумала: а не завести ли список случаев, когда на нее перестали обращать внимание? Надолго ли хватит бумаги и чернил? Внизу звякнул колокольчик – она осталась с этим новым знакомцем один на один. Она смотрела на него со спины, его тонкие пальцы двигались так быстро, что их очертания расплывались. Несколько минут он не оборачивался, будто Сесилии здесь и не было, ей от этого даже полегчало – вдруг он вообще забыл о ее существовании, и она потихоньку уберется восвояси?

– Вот, померяй. – Он стащил с вешалки футболку и кинул через плечо.

Сесилия, едва не упав, поймала шарик из хлопка, развернула его и посмотрела. Кажется, от бесконечной стирки футболка истончилась донельзя – вот-вот придет в полную негодность. На груди была статуя Свободы, ниже написано NEW YORK CITY.

– Крутяк, – одобрила Сесилия.

Леди Свобода будто махала ей из родного города. Они, ее родители, не сказали, сколько продлится ее высылка, этот маленький эксперимент – вырвать человека из родной среды и посмотреть, приживется ли он на новой почве или завянет. Наверное, на год. Однако они этого не сказали. Где-то в горле начал зарождаться спазм, Сесилия несколько раз энергично глотнула, и он исчез.

– В таких делах я дока, – похвастался Август. – Летом это моя работа. Да и осенью тоже. И так далее. Если работой можно назвать то, за что тебе не платят.

– Так клево, – проговорила Сесилия и тут же об этом пожалела. Она не понимала, почему что-то становится клевым, но понимала другое: если что-то назвать клевым, связанная с этим магия сразу пропадает. Август повернулся к ней и поднял бровь. – В смысле, если тебя шмотки интересуют.

– Ну да, – согласился Август. – И вообще, в Клэпхэме процветает нудизм, не знаю, говорила тебе тетя или нет. – Он бросил ей что-то еще.

– Что? – переспросила Сесилия, ловя тряпицу.

– Шутка. – Он перешел к другой стойке и снял с вешалок еще несколько вещиц, аккуратно складывая вешалки на полу. – Вот, примерь. – Август оттолкнул тяжелую бархатную занавесь и положил вещички на стул.

Сесилия подождала, когда он выйдет, и зашла в примерочную.

С тех пор как ее лучшая подруга кое-кого встретила, прошло полгода. Кое-кого встретила. Семиклассница – и не в школе, не на кружке по гимнастике, не на чьем-то дне рождения. У Катрин первой начались месячные, она первая надела бюстгальтер, стала первой обладательницей мобильника, первой поцеловала парня в «Правде или вызове», первая завела профиль в Инстаграме.

Парень сказал, что учится в техническом училище в Бруклине, в нескольких кварталах от их школы. Сначала он ей написал об этом в личку, потом сказал то же самое при встрече в кофейне на Фултон-стрит, а потом еще раз – в своей квартире на Проспект-парк, ясно, что в этой квартире обитает взрослый холостяк, никаких родителей не было и в помине. Все это Катрин с гордым видом поведала Сесилии, как раньше хвасталась, что стибрила электронную сигарету в туалете в «Старбаксе», где она лежала на краю раковины. Так важничает павлин, распуская свои перья.

Сесилия посмотрела на стопку одежды, приготовленную для нее Августом – в основном футболки и еще несколько загадочных вещиц. А он продолжал бросать ей одежду через металлическую перекладину примерочной, и вещи сыпались на Сесилию огромными снежинками, от которых слегка попахивало нафталином. Стянув с себя футболку и оставшись в бюстгальтере, она смотрела на свое отражение в тускловатом зеркале. С начала лета она успела подрасти. Слева на животе у нее была родинка, и, как ей казалось, можно подумать, что у нее два пупка, как у какого-нибудь персонажа из реальной кинофантастики – мир там вроде бы вполне обычный, только у людей есть дополнительные части тела, а машины умеют говорить. На сиськи вообще жалко смотреть, они какие-то кривые. У мамы соски коричневые, эдакие горошины на мальчишеском теле, а у Сесилии – нежно-розовые, чуть темнее остальной кожи – ясно, с ними что-то не так. А еще не так, что по ту сторону примерочной стоит парень и прекрасно знает, что она по крайней мере наполовину голая. Иногда Сесилию одолевали фантазии – вот бы перебраться в сельскую Пенсильванию, жить в секте аманитов, закатывать фрукты и печь пироги, плавать в платье до полу. Все тело упрятано. Так ведь куда легче. Или, еще прикольней, в парандже.