Книга Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский

Видя, что застёжка крепка, а подарок произвёл должное впечатление, банкир сел на свой стул, отпил вина и вкрадчиво заговорил:

— Юная госпожа, вы молоды и красивы, не буду ли я дерзок, если поинтересуюсь о ваших привязанностях.

— Что? — Агнес подняла руку и потрясла ею, с улыбкою глядя на браслет. — Что вас интересует, господин Ренальди?

— Вы молоды, и не только я хотел бы знать, не занято ли ваше сердце? Есть ли кто- нибудь, кто претендует на него?

— Отчего же вы спрашиваете меня об этом? — удивилась Агнес.

— Оттого, что вы уже давно в тех годах, — он взглянул на неё и несомненно заметил, что её платье в груди ей уже мало, — когда юным девам пора подумать о спутнике, с которым они пройдут путь, отпущенный им Господом.

Агнес поняла, о чём он, и теперь смотрела на него ещё более удивлённо:

— Так разве вы, господин Ренальди, не женаты?

— Ах, что вы, — банкир засмеялся, — конечно же, я женат, речь идёт не обо мне, просто моему третьему сыну в нынешнем году исполнится пятнадцать, и поэтому и я, и мой отец, и мой дядя — все интересуются, не свободно ли ваше сердце, не может ли мой сын стать претендентом на вашу руку?

Агнес от такой неожиданности растерялась и даже разозлилась немного, видно от этого, чуть помолчав, сказала немного резко:

— Девушки нашей семьи сами себе женихов не выбирают. Вам нужно с дядей моим говорить, как он решит, так и будет.

— Да-да, — кивал банкир, — в этом мы не сомневались, просто хотели узнать, нет ли у вас каких предпочтений, прежде чем писать вашему дядюшке.

— У меня никаких предпочтений нет. И сердце моё никем не занято, — говорила Агнес строго. — И я, хоть и живу одна, но держу себя в божьем и праведном целомудрии.

— Да, да, да, — понимающе кивал банкир, — ни секунды в этом мы не сомневались.

— И коли вам надобна рука моя, так говорите с дядей, если же он решит, что ваш сын для меня хорошая партия, так тому и быть.

— Я понял, понял, — говорил банкир. — А когда дядя ваш намеревается быть в Ланне?

— То мне не ведомо, но знаю я, что дядя ведёт войну, думаю, что вскорости его тут не будет.

Отчего-то тут девушке вдруг стало даже обидно. И вправду, сколько писем господин написал ей за всё время? Сколько весточек присылал? Один раз приезжал Максимилиан да один раз этот противный одноногий Роха. Большего она и припомнить не смогла.

И о его победах узнаёт она вот так, как сейчас — от посторонних людей да через церковные колокола. А Брунхильда, кобыла эта, графиня из свинарника, всё знает. Она во дворце живёт и с господином уж связь имеет. Это он её в графини пристроил, не иначе. Девушка вздохнула. Что ж, значит, ей самой придётся себе дворец подыскивать, уж ей никто помогать не будет.

— Госпожа Агнес, — вернул её внимание банкир, — коли вам будет угодно, то мы рады будем видеть вас у нас на ужине послезавтра.

— Послезавтра? — спросила девушка. Она взглянула на мужчину. Да, никто ей дворца не подарит, всё придётся ей делать самой. Да и захотелось ей взглянуть на того, кого ей прочат в женихи. — Послезавтра я буду у вас.

— Прекрасно, — Энрике Ренальди улыбался, — дом Ренальди будет ждать вас.

— Господин Ренальди, а знакомы вы с епископом Бернардом? — вдруг спросила девушка.

Банкир даже растерялся, видно, совсем он не был готов к такому вопросу:

— С Бернардом?

— Да, с настоятелем храма Святого Николая угодника, знакомы?

— Да, знаком, — наконец произнёс Ренальди.

Агнес в словах банкира почувствовала удивление и даже замешательство, но это её не останавливало. Агнес кое-что прознала про епископа, но то были слухи, ей хотелось знать, насколько они правдивы:

— Говорят, сей святой отец преуспел в теологических знаниях и знаменит острым умом своим.

— Заменит умом своим? — тут банкир даже осмелился улыбнуться.

— Да, — уверенно продолжала девушка, несмотря на его усмешки. — И он настолько твёрд перед грехами и соблазнами, что ему доверили патронат и прецепториат над женским монастырём кармелиток, что находится тут, в Ланне.

— А, ну, это так, это так, я слыхал об этом, — стал серьёзен банкир.

— Сможете ли вы представить меня святому отцу? — спросила Агнес.

— Конечно, буду рад служить вам, — отвечал Ренальди.

— А я буду вам признательна, — произнесла девушка с учтивой улыбкой. — И обязательно буду у вас на ужине послезавтра.

— Мы будем тому очень рады, молодая госпожа, — банкир встал и начал кланяться.

Когда он ушёл, Агнес вдруг стало ещё печальнее. Нет, не из-за дворца, а из-за того, что у неё и платьев-то хороших идти в свет не было. Было одно, так его уже весь город видел, да и подол на нём обтрепался. И ещё при новом росте, который ей теперь нравился, платье то ещё и коротко ей было. И главное — денег, денег у неё было мало, совсем мало. А кобылица Брунхильда в замке живёт, графиня! И платьев у неё уйма, и всего у неё уйма. Агнес тут стало себя жалко. Захотелось плакать. Так захотелось, что едва сдержала слёзы. И она поняла, кто за все её беды ответит:

— Ута, корова дебелая, сюда ступай.

— Да, госпожа, — появилась в дверях служанка, она уже по тону хозяйки знала, что надобно ждать беды.

— Я тебе велела у платья золотистого подол обметать, ты сделала, или я как холопка буду и дальше с нитками на подоле ходить? — спокойно и медленно говорила Агнес.

От этого спокойствия похолодела спина у служанки, она знала, чем обернётся это спокойствие.

— Так вы то платье не снимаете, госпожа, — лепетала Ута, — я так думала, как постираем его, так я подол и обметаю.

— Думала ты? — спросила Агнес с улыбкой и встала из кресла. — Подойди-ка ко мне.

— Госпожа, — захныкала большая Ута.

— Сюда, я сказала! — взвизгнула Агнес.

Глава 9

Всё возвращается на круги своя. Ночью вода в лужах замёрзла, глина тоже. А к утру, хоть и солнце взошло, всё равно не потеплело.

Лужи — лёд. На глине сверху ледяная корка. Слава Богу, что перед походом на горцев Максимилиан расстарался, привёз кузнеца, и всех коней перековали на зимние подковы. С летними сейчас было бы плохо.

Пальцы мёрзнут в перчатках. Он берёт поводья в левую руку, правую прячет в шубу, чтобы отогреть. Хорошо, что Бригитт дала ему каль, лёгкую шапочку с тесёмками под берет, а он ещё брать не хотел стариковскую одежду, а теперь благодарен был этой рыжей красавице. Ветер с проклятых гор заливает всё холодом, а берет у него не для тепла, для красоты. Каль выручает.

С юга опять всё дул и дул ветер. Южный ветер тёплый? Нет, никогда ветер с гор не бывает тёплым. Хоть кругом заросли кустарника, вроде ветру и разгуляться негде, а всё равно всё вымораживает вокруг. Не прошло и часа, они ещё до лачуги монаха не доехали, а в ноге начались прострелы. Нет, боль в старой ране может утихнуть, но никогда уже не пройдёт окончательно. Вот она и вернулась. Волков трёт ногу выше колена, на мгновение боль отступает. Но только на мгновение, потом опять вернётся и будет изводить до конца поездки.