Книга Осколки тебя - Янина Логвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это звучит, как обвинение, как горький упрек, и от него больно. Я и сама много раз спрашивала себя: что было бы, сложись в моей жизни все иначе? Не вернись я в Сендфилд-Рок и не подружись с соседским мальчишкой? Жил бы он сейчас — счастливый и замечательный?
Нет, я вовсе не железная, и всколыхнувшаяся от воспоминаний боль требует выхода. От обвинения Картера в глазах встают колючие слезы, а в словах появляется злость. И у меня тоже!
— Да, — признаюсь, — это так. Я выступала в здании мэрии со школьным ансамблем и ждала Алекса, но он не пришел. Когда полиция сообщила о жуткой аварии на Майл-роуд, я не хотела верить. Это не могло быть правдой! А потом несколько недель выпали из памяти… Я почти ничего не помню из того времени, но знаю одно: Алекс всегда делал, что обещал. И он обязательно бы пришел, если бы кто-то не задержал его в пути!
Пауза мне нужна для того, чтобы удержать взгляд и проглотить ком в горле.
— Он шел ко мне, а оказался с тобой.
— Замолчи! — темно-синие глаза сверкают льдом. — Ты ничего не знаешь!
— Так расскажи! Почему тебя не было на его похоронах? Он любил тебя, а ты сбежал! Тебя не было несколько месяцев, а потом ты появляешься в его толстовке и хочешь, чтобы я не смотрела. Не замечала!
Рука Райта оказывается на мне в одно мгновение — раньше, чем я успеваю договорить. Сильные пальцы до боли сжимают плечо, но я готова вытерпеть и не такую боль, лишь бы узнать ответ.
— Расскажи мне, — прошу тише. — Пожалуйста.
Глаза Картера снова закрываются, и напряженные ноздри жадно втягивают воздух.
— Отойди, Холт, — шепчет он, но лучше бы крикнул, разницы нет. Это все равно, что пощечина. — Иначе я тебя оттолкну, клянусь!
— Не могу. Ты меня держишь.
— Картер!
— Что? — не понимаю я.
— Повтори мое имя! Хочу, чтобы ты знала, кто перед тобой!
— Послушай, я никогда не забывала…
Глаза Райта распахиваются и оказываются еще темнее прежнего. Он встряхивает меня, легко оторвав от пола, и оттесняет к стене. Нависает, неукротимый от плещущейся в нем ярости, и мне становится страшно и больно от его рук.
— Твою гребаную мать, Холт! Просто скажи! Иначе я решу, что ты что-то ждешь от меня, и дам тебе это. Ну!
Я не могу ответить, горло словно сковало льдом. Я могу только смотреть на парня, но сквозь горькую пелену и это невыносимо, и теперь уже моя очередь закрыть глаза, чтобы сбежать от его ненависти. Пусть так.
— Повтори! — требует он, и когда я не отвечаю, припирает меня своей грудью к стене. Склоняет голову и вдруг яростно прижимается ртом к моим раскрытым губам. Задрав юбку, стискивает рукой ягодицу и ударяется сильными бедрами об мои, пока я в ужасе застываю под его натиском.
Этот поцелуй и близко не похож на наш поцелуй с Алексом. Это вовсе не ласка, это наказание, и я пытаюсь отстраниться. Наконец оживаю и бьюсь под Райтом, как птица в силках; пробую вырваться, но он крепко держит меня. Давит губами на рот, пока не становится больно. И ему, наверняка, тоже.
И нечем дышать.
— Ты — сумасшедший!
— Повтори!
— К-картер… Картер! Картер! — выкрикиваю я и всхлипываю, не сумев сдержать пролившиеся слезы. — Ты не Алекс! — закрываю лицо руками. — Не он…
Райт наконец-то отпускает меня и сам отшатывается, как чумной. Оглянувшись, отбрасывает рукой волосы, упавшие темными прядями на лоб, и отпускает грубое ругательство, неприемлемое в стенах школы. Бросается между рядами парт за своей сумкой и рывком сгребает ее со стола.
В этот момент в кабинет открывается дверь, и я вижу своего сводного брата.
В спортивной форме игрока лакросса Николас вырастает на пороге и окликает друга:
— Райт, чувак, ты куда подевался?! Там Херли в раздевалке рвет и мечет! Мы должны сегодня представить школе обновленный состав команды, а ты пропал. Ну, даешь! Нашел тут время с девчонкой зажима…
Николас внезапно видит меня и затыкается, изменившись в лице. Сначала с его губ исчезает усмешка, а затем он озадаченно сводит брови, удивленно взглядывая на друга:
— Эй, Райт? Какого черта здесь происходит?
Но Картер уже шагает мимо, выходит в коридор, пихнув его на пороге плечом.
— Отвали, Холт! Захочешь, на улице поговорим.
Он уходит, а вот Николас нет. Проводив друга долгим взглядом в спину, он закрывает за ним дверь и подходит ближе. Спрашивает, остановившись передо мной:
— Что тут произошло? Что ты здесь с ним делала?
Я не близка со своим сводным братом и не собираюсь ему ничего объяснять. Мне бы самой пережить только что произошедшее. И меньше всего я хочу это с кем-либо обговаривать, тем более с ним!
Опустив руки, вцепляюсь в юбку.
— Ничего.
Но на моем лице слезы, и Ник не верит. Он всегда был подозрительным.
— Нет, так дело не пойдет, сестричка, — щурит серые глаза, оглянувшись на дверь. — Я же не дурак. И я задал вопрос!
Двое сильных парней, и оба в опасной ко мне близости — это слишком для одного дня. Я пытаюсь Николаса обойти, но он легко преграждает мне путь широкими плечами. Отодвигает руками назад.
— Пусти!
— Он тебя обидел? Оскорбил? Что?!
Почему мне на мгновение кажется, что в вопросе сводного брата сквозит надежда? Как будто он сам не делал этого сотни раз.
— Даже если и так, тебя это не касается!
Я вновь пытаюсь обойти Николаса, но у меня не получается. Мне неприятно к нему прикасаться, мне всегда казалось, что он состоит из чужой мне материи — липкой и душной, и я вынуждена отступить. Но как только это делаю, в его голосе тут же появляются знакомые шипящие нотки.
Не понимаю, как он может нравиться девчонкам? Мне хочется бежать от него без оглядки!
— Ошибаешься, Утка! Я спросил тебя, что ты делала здесь с Картером? И я хочу узнать ответ! Тебе мало одного брата Райта, так ты решила взяться за другого?!
— Что? — я отшатываюсь от Николаса, распахнув глаза — столько непонятной злости читаю в его взгляде и слышу в словах. И тут же возмущаюсь — уж на это у меня точно хватит сил:
— Да как ты можешь такое говорить?! Даже не смей сравнивать Алекса с такими, как вы! Как вы оба — чванливые дураки!
На лицо Ника набегает тень догадки, и он упирает ладонь в стену возле моей головы.
— Как мы? — не спрашивает, уточняет, как будто подловил меня на слове. — Так значит, я прав, и Райт от тебя что-то хотел? Что?! — настойчиво и резко выдыхает.
Это слишком. Мне хватает его дома, чтобы терпеть еще и в школе!
— Ничего! Это что-то значит только в твоём больном воображении!