Книга Ловушка для княгини - Татьяна Луковская

— Не брыкайся как кобылка, так покажу, — мурлыкнул Всеволод.

— Я еще и кобылка, — вконец разобиделась Настасья, — пусти, не хочу я ничего.

Всеволод, извиняясь, потерся своей щекой об ее щеку, пощекотав бородой. А он, оказывается, может быть нежным. И сильные руки, бережно оглаживающие спину, будили какие-то новые, неведомые ощущения, обещая и заманивая.

— Своенравная кобылка, необъезженная, — улыбнулся муж, и не давая ответить, прижался губами к губам.

Его поцелуй совсем не походил на недавний, Настасьин. Тот был хоть и бойким, но каким-то вороватым, стыдливым; этот — неспешный, обстоятельный, распаляющий. Смелый язык попробовал нежные девичьи губы на вкус, нескромно попросился внутрь, приласкал. «Точно половецкий, непристойный», — испугалась Настасья, как быстро в ней просыпается женщина. Они целовались и целовались, забыв обо всем, Всеволод добивался, чтобы жена ответила ему, словно вырывал признание. Противиться не было сил, Настасья потянулась к нему, обвила крепкую шею, пошевелила припухшими губами, прижалась крепче. Всеволод глубоко вздохнул, она услышала, как ритмично ускоряется бег его сердца.

— Быстро ты меня скрутила, Всеволодова[1], не думал, что так будет.

— Я не крутила, я просто… — прошептала Настасья, видя свое отражение в его пронзительных серых глазах.

— Ладушка моя, — потянулся муж опять к ее губам.

Первый раз Настасья почувствовала себя в Дмитрове счастливой…

— Княже, дурное стряслось!!! — раздался истошный крик. — Дурное!

Всеволод неохотно отпрянул от жены. Из-за столба вынырнул гридень княжьей охраны, глаза воя были расширены от оглушительной новости.

— Чего там стряслось-то? — напрягся Всеволод.

— Княже, прежнюю няньку Сулену убили и… дочь ее Желану… Топором обоих надвое разрубили, — совсем страшным голосом добавил гридень, — кровищи, смотреть дурно.

Князь сорвался с места и побежал в черноту теремного перехода. Настасья осталась потрясенно стоять у калинового столба.

[1] На Руси жену могли называть не по отчеству, а по имени мужа.

Глава XIII. Ведьма

Настасья ждала Всеволода, прислушиваясь к каждому звуку за окном, время от времени вскакивая и пытаясь всмотреться в ночь, и даже отослала холопок на двор, не пропустить, когда явится князь. На душе было муторно, княгиня уже не держала зла на красавицу Желану, жалея, что так властно, без раздумий, распорядилась чужой судьбой. Может это новый муж в порыве гнева убил ее, а за одно и пытавшуюся заступиться мать, может противно было ему после Всеволода подпорченный товар брать?

— Господи, прости меня, — Настасья подошла к красному углу и запрокинула голову, вглядываясь в святой лик иконы, — я же не думала, что так обернется, я ей зла не хотела… вернее хотела, но не такого же.

Муки совести не оставляли в покое, а еще Настасья боялась за мужа. Как, должно быть, тяжело ему сейчас видеть изуродованным прекрасное тело, которое еще недавно обнимал, ведь раз он позвал девку на ложе, то, наверное, кроме похоти, были и какие-то еще чувства, пусть и робкие. Всеволод, он же не плохой.

Князь явился за полночь, от него разило хмельным, лицо было серым и совсем бескровным. Настасья выбежала навстречу, хотела обнять, пожалеть, но осеклась, как срезанная стрелой в полете птица, от устремленного на нее испепеляющего взора.

— За что ты их убила? — раненным зверем прорычал Всеволод.

— Я? — от неожиданности Настасья потерялась. «О чем это он?!»

— Зачем надо было их убивать?! Змеиная ты душа! — Всеволод пошел на нее с яростью сжимая кулаки, Настасья невольно попятилась. — Девку невинную загубила, я и так пред ней виноват был, а теперь там от нее такое, — и он закрыл лицо руками, судорожно рыдая, и от этого стало страшнее чем от ярости.

— Это не я, — слабым голосом произнесла Настасья.

— Да я с ней не был, как мы повенчались. Я бы и сам ее отослал. Зачем?

— Я просила Якова доброго супружника ей найти, чтоб за прошлое не бил. Спроси у Якова, тиуна, — Настасья попыталась коснуться плеча мужа, но он дернулся как от удара, отшатываясь.

— Не смей меня трогать, ведьма! — заорал он, прочь пошла. — В монастырь вещи собирай. Завтра поутру уедешь.

И, обойдя широкой кривой Настасью, он завернул в свои покои.

— Так нельзя! — отчаянно крикнула ему вслед Настасья, — Что я дурного сделала? Распутницу замуж пристроила, откуда мне знать было, что ее муж убьет, — настырно побежала она за Всеволодом.

— Какой муж? — резко развернулся к ней князь. — Мужа, удавленного, под лавкой нашли. И это ты сделала, больше некому. Никому они худого не делали, ни с кем не ссорились. Только тебе дорогу перешли!

— Как я могла их убить, коли я в тереме целый день? — попыталась Настасья достучаться до его затуманенного хмельным разума.

— По приказу твоему, — прошипел Всеволод.

— Да кому я приказать-то здесь могу? — горько усмехнулась Настасья.

— А вот это я узнаю, — опять пошел на нее князь, — даже не сомневайся. Думал ты другая, чистая, корил себя, дурак, что обидел тебя, а выходит, что нет, Улиты черная душа в тебя вошла, ведьмины чары. Да я не поддамся, слышишь, ничего у тебя не выйдет, не сидеть тебе здесь владычицей, — он шел и шел на нее, выкрикивая проклятья, руки тянулись к тонкой шее.

Настасье казалось, что она попала в какой-то дурной сон, сейчас она тряхнет сильней головой и очнется, непременно очнется.

— Это не я, — упрямо повторила она. — А ведьмой Сулена была, она Ивашу дурманом опаивала, а сгинула, так и сын твой на поправку пошел.

Всеволод вздрогнул и отступил.

— А убить их могли те, кто делать то заставлял, чтоб следы замести, — сказала и сама удивилась своим словам, ведь не было у нее ранее таких подозрений, но страх и отчаянье заставили мысли крутиться быстрее. — Да может это посадник Домогост, у него свой расчет был?

— Домогост? — лицо Всеволода снова начало звереть.

«Опять поспешила!» — поняла свою ошибку Настасья, но вернуть вылетевшие слова она уж не могла.

— Стравить меня с боярами хочешь? Хитро! — сощурил глаза князь. — Вот это женушку мне родич подарил, врагов не надобно.

— Батюшка, это не матушка! — запыхавшись меж ними влетела Прасковья. — Это не она! Это ведьма с торга всех убила, такая страшная, морщенная! — дочь вцепилась в отцовскую свитку. — Ведьма, я не вру, она сказала, что всех наших ворогов клюкой зарубит, вот и зарубила. Правда!

— Ну, чего ты не спишь? — ласково потрепал ее по волосам Всеволод, тут же меняясь, присел пред ней, становясь вровень. — Иди спать, егоза моя.

— Не отсылай матушку в монастырь, пусть она с нами останется. Она хорошая, — повисла Прасковья на его руке, беспрестанно оборачиваясь на Настасью. — Не хочу больше одна, не отсылай! — и глаза большие детские испуганные, как у затравленного зверька.