Книга Плен одиночества - Татьяна Минаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь смотрел ей в глаза внимательно, без тени насмешки, серьезно и пристально. И Рине вновь захотелось сбежать. Ну почему… Почему он не может оставить её в покое?..
— Пойдем, — сказал он, выискивая взглядом подходящее место для разговора, и потащил Ринату по коридору.
— Никуда я с тобой не пойду! — коброй зашипела она, изо всех сил пытаясь освободиться от его пальцев. Он не отпускал, и Рина вцепилась ему в руку ногтями свободной руки. Остановившись, Игорь склонился и негромко произнес:
— Мы можем поговорить и здесь, Рината, но тогда наш разговор будет слышать вся школа. Ты же не любишь шумиху, да?
— Мне не о чем с тобой разговаривать.
— Зато мне есть о чем, — жестко усмехнулся он. — И ты выслушаешь меня в любом случае. Выбирай.
Пальцы его внезапно разжались, и Рината, вскинув голову, посмотрела ему в глаза. Игорь тоже не сводил с неё выжидающего взгляда. Он надеялся на её благоразумие, и в этот раз она не подвела его. Недовольно вздохнув, кивнула в направлении тренерской.
— Пошли, — бросила Рина и не дожидаясь его, быстрым шагом двинулась вперед.
Россия, Москва, апрель 2021 года
— Ты должна мне желание, — едва они вошли в кабинет, произнес Игорь.
Рината остановилась у стола и развернулась. Оперлась на него пятой точкой и покачала головой, разглядывая Крылова. Он остался у двери. Сложив руки на груди и чуть вскинув голову, смотрел прямо, ожидая от неё реакции. И Рина улыбнулась.
— У тебя заело? — Ладошками она сжимала деревянный край стола, глаза вспыхнули ледяной синевой. — Я своей дочери сказку про золотую рыбку читала. И знаешь, что? — вскинула брови Рината. — Даже она поняла суть этой сказки. А ты как маленький носишься со своим желанием. Успокойся, Крылов. — Губы её скривились в едкой усмешке. — Я заканчиваю карьеру, и ты ничего с этим сделать не сможешь. Я выхожу замуж за любимого человека, и ты… — Она улыбнулась шире, наслаждаясь бессильной ненавистью, загоревшейся в его серых глазах. — Тут ты тоже ничего не изменишь. Просто давай забудем друг о друге и заживем спокойной жизнью. Хватит, Игорь.
— Как ты заговорила. — Крылов медленно пересек кабинет и остановился в шаге от Ринаты. — А когда умоляла меня дать твоей чертовой подружке релиз, была покладиста и обещала выполнить любую мою… просьбу.
— Я тебя не умоляла.
— Да? — хмыкнул Игорь. Поднял руку и коснулся её щеки. Рина мотнула головой, пытаясь скинуть его ладонь. Но он сам убрал её. А после негромко спросил: — А что ты делала?
США, Сан-Франциско, сентябрь 2017 года
Рината оторвала ладони от борта и отвернулась. Только что Алиса и Алекс исполнили свою произвольную программу. Элемент за элементом, взгляд за взглядом, движение за движением… Эта музыка, казалось, была создана для них. Она была в них. Они были её неотъемлемой частью. И какого же по завершении проката было видеть Алису… Уперевшись руками в колени, она согнулась и чуть отъехала от Алекса. Они оба… да все! Все вокруг понимали, что время тает, Олимпийские игры всё ближе, а релиза как не было, так и нет. Крылов уперся рогом и ни в какую не соглашается предоставить разрешение Алисе выступать за США. Как это — каждый день вставать, идти на тренировку и стараться не думать о том, что твоя мечта может так и остаться мечтой?.. Рината прекрасно знала, что чувствует её подруга. И готова была пойти на отчаянный шаг.
Она глянула в сторону, где у борта, подозвав Алису и Алекса, Николас что-то усердно показывал на пальцах. Алекс внимательно слушал и кивал, а Алиса… Рината уверенно нащупала в кармане олимпийски смартфон и спешно направилась под трибуны. Будь что будет! В конце концов, Крылов не сожрет её, если она ему позвонит. Конечно же, если он вообще соизволит взять трубку.
Прикрыв дверь раздевалки, Рина опустилась на скамейку и вытащила телефон. Повертела его в руках, разблокировала и вздохнула. Номер его она не удаляла. Не удалила сразу, не удалила и после… после его сообщения. Рината не знала, что это. Напоминание о боли, тревожащей душу каждый раз, когда, пролистывая список контактов, взгляд её натыкается на его фото. Или о любви, так нещадно цепляющейся за её сердце, едва она думает о том, что пора бы забыть и выбросить. Нет. Когти у этой любви звериные. И только она пытается потянуть это противное чувство от сердца, оно впивается ими намертво. Безрезультатно. Надо как-то научиться жить с этим. И с любовью её ненужной никому, и с болью, которую она не имеет права показывать.
Найдя в мессенджере Крылова, Рина открыла контакт. Снова увидела его последнее смс, датированное сентябрем две тысячи четырнадцатого года. Поджав губы, перечитала, как перечитывала всегда, когда забывала. Специально не удаляла его слова. Чтобы помнить. И в момент, когда ей снова захочется с ним поговорить, открыть сообщение и перечитать. А потом закрыть и забыть. До новой волны необъяснимого желания заглянуть ему в глаза.
— Соскучилась? — Он ответил практически сразу, не дав Ринате времени унять подкатывающую к горлу тошноту.
Она выдохнула, затем сделала глубокий вдох и вновь выпустила воздух из легких. А потом произнесла:
— Что ты хочешь за релиз для Алисы?
— М-м-м, — протянул он. Она могла бы поклясться, что Крылов в это мгновение доволен своим положением, как никогда. И тем… что она унижается перед ним. — В бой вступила тяжелая артиллерия.
— Крылов!
— Ничего мне не нужно, Рината. Ни-че-го. Я ни за что в жизни не позволю Решетниковой мешаться под ногами у Самойлова на Олимпийских играх. Решила сменить страну? Замечательно! Её право, но до соревнований она допущена не будет. Ни до одного. — Да, он улыбался. Улыбался той самой улыбкой победителя, улыбкой человека, осознающего свое превосходство над противником.
Рината сильнее стиснула пальцами прижатый к уху телефон. Ей хотелось бросить трубку, чтобы не слышать его голоса, забыть о нем, как о кошмарном сне, но… Перед глазами возникла Алиса, изо всех сил бьющаяся с новоиспеченным президентом Федерации практически в одиночку. Если у неё есть шанс помочь подруге, она его использует.
— Я готова на все, Игорь. Что ты хочешь от меня? Я сделаю все, — стараясь сохранять спокойствие, сказала Рина.
Он засмеялся. Смеялся долго и заливисто, а ей хотелось плакать. Он унижал её, а она ничего не могла поделать. Да и слезы — не про неё. Уже — не про неё.
