Книга Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - Ричард Роуэн

Торквемада и пыточные камеры

До избрания папы Иннокентия III в обязанности курии лишь изредка входило проведение расследований по делам о ереси. Но Иннокентий III, который «поднял папскую власть до наивысшего уровня», углядел в новом ордене доминиканцев грозный инструмент для искоренения еретиков и неверующих и таким образом установил инквизицию как постоянную систему расследования и подавления во всем римско-католическом мире. Предполагалось зажечь очищающие груды хвороста во всех частях христианского мира, но мы должны обратиться именно к Святой палате, или инквизиции в Испании, чтобы получить самый ужасный в истории портрет людей выдающихся талантов и непоколебимой веры, творящих зло при пылком стремлении творить добро.

Фактически испанская инквизиция была создана в Англии лишь на некоторое время в период правления Марии Кровавой, чей супруг, Филипп II Испанский, должен был убедить королеву в ее эффективности. И это было действительно так, потому что «казни начались в январе 1555 года» и продолжались до тех пор, пока последний католический монарх Англии не был дискредитирован навсегда. Большинство жертв английской инквизиции являлись невежественными, безвредными людьми, которые, как сказал Бёрли, «никогда не слышали ни о какой другой религии, кроме той, от которой их призывали отречься». Притягательной целью для самых настойчивых и коварных инквизиторов была наследница престола, сводная сестра Марии, Елизавета. Но эта донимаемая и подозреваемая принцесса «ежедневно ходила к мессе» и не была «поймана» ни одним из своих дознавателей. Возможно, ее страхом от встреч с католической инквизицией объясняется жестокость контрразведки, которая, вскоре после вступления Елизаветы на престол, принялась преследовать сторонников Рима по всей Англии.

Святую палату в Испании упразднили только в 1809 году, и, хотя ее методы были средневековыми, годы ее худших злоупотреблений бесконтрольной властью выглядели во всех смыслах современными. Брат Томас де Торквемада, доминиканский монах, ставший великим инквизитором, стал главным архитектором отвратительного испанского здания инквизиции. И этот творец Святой палаты, — чья власть пришла к нему по королевскому указу от 27 сентября 1480 года, — наложил не только свой демонический отпечаток на жизнь и религиозную мысль Испании будущих поколений, но и завещал современному правительству образец, который ни одному руководителю политического порядка в стране никогда не возникало необходимости превзойти. Торквемада происходил из знатной семьи и был племянником образованного кардинала Сан-Систо. Суровость характера монаха Томаса была такова, что он никогда не ел мяса и не допускал использование нижнего белья ни в одежде, ни в постели. Он соблюдал обет бедности, установленный его орденом, — не считаясь с семейными обязанностями и будучи не в состоянии обеспечить свою единственную сестру более чем жалкими грошами, которых хватало лишь на то, чтобы не умереть от голода.

Испанские инквизиторы, которых Торквемада, назначенный помощником кардинала Испании Мендосы, избрал для служения Святой палате, были не все «торквемадами», но большинство из них являлись людьми исключительного коварства и обезоруживающей простоты. Они не просили для себя ничего, кроме признания их священными божьими дознавателями, обладающими абсолютной властью над жизнью и сознанием всех людей, живущих в пределах Испании, — живых или мертвых, ибо умершие регулярно обвинялись, подвергались суду, осуждались и соответствующим образом обесчещивались посредством канонических ритуалов инквизиции. Неумолимое стремление к цели и человеческие желания, непоколебимые, как каменные контрфорсы собора, скрывались в этих инквизиторах под обличьем искренности, развращенной до фанатизма главным образом потому, что сама эпоха являлась фанатичной и развращенной, и потому, что в пьянящей власти, которую церковники обычно стремились узурпировать, они были такими же неумеренными, как пьяницы. Преданность инквизиторов являлась таковой, что если она и не могла сдвинуть горы, то никогда не позволяла им отступать от пыток и сожжения целых сообществ предполагаемых еретиков. Подобно завоевателю у Тацита, который «создал пустыню и назвал ее миром», они создали жестокое царство террора и назвали его возрождением веры. Испания сегодня страдает от долго сдерживаемого контртеррора — спровоцированного Торквемадой, его ставленниками и подражателями, — проявляющегося в каждом массовом нападении на власти и средства информации, на богатства и собственность церкви.

Летописи инквизиции запутаны из-за вульгарных оправданий ее слуг или почитателей и дикой враждебности тех, кто считал ее целиком и полностью подлой и злобной. Ничто из того, что совершается людьми личной порядочности, не может быть абсолютно мерзким. На самом деле, инквизиция была, как и ее агенты, обманчиво искренней и добродетельной. Но есть что-то раздражающее и парадоксальное в проявлении «секретной службой» этой искренности и добродетельности. Лежащая в основе теория процедуры, делавшая Святую палату скорее адской, чем святой, была столь же прямолинейной и жестокой, как военное положение. Если мы заставим нацию стать доносчиком, решили пытливые монахи, и если мы окажем доверие каждому тривиальному доносу, и если, подвергнув обвиняемых изнурительным и регулярно повторяющимся пыткам, мы примем их «добровольные» признания, то от нас не ускользнут многие из тех, кто повинен в ереси.

Такова была на самом деле святая истина. Но конечным результатом стали тысячи замученных подозреваемых, признавшихся в преступлениях против ортодоксальности, которым не хватало ума, чтобы ее понять, за что им надлежало получить суровый урок. И вряд ли менее ужасным результатом было то, что многие тысячи порочных или запуганных мужчин, женщин и даже детей превратились в шпионов и информаторов, доносивших на своих собственных родственников и знакомых — или даже из зависти или злобы на соседа или высшего по положению — ради самозащиты перед Святой палатой, передавая тайную информацию, свидетельствующую против церкви. Такая система разведки и шпионажа не делает чести ни Святой палате, ни церкви, предоставившей ей как власть, так и руководителей. Эта система была столь же проста в управлении, как и древние санитарные меры предосторожности, которые стремились задержать эпидемию у ворот дворцов, сжигая зараженные лачуги бедняков.

В своей пыточной практике и коварных допросах испанская инквизиция прибегала к любым оправданиям, какие только могут найти добросовестные фанатики для преступлений и ухищрений. Цель — вера в Бога — всегда оправдывала средства, доводящие до совершенства все известные формы языческого садизма и пыточного мастерства. Пытка сама по себе никогда не считалась формой наказания. Не считалось судебной ошибкой, если какой-нибудь упрямец умирал от чрезмерного растяжения, вывиха или удушья прежде, чем ему был вынесен законный смертный приговор. Пытки бесстыдным образом применялись к жертвам, которым больше не в чем было признаться и которые поспешно отключали свой разум и добровольно признавались в самых тяжких грехах. Тем не менее их подвергали пыткам, поскольку они не смогли обвинить в преступлении других. Страдание, как выяснилось, стимулировало память — или воображение. Еще одной клерикальной уловкой старой школы было обещание какой-нибудь пронзительно кричащей жертве Божьей милости в обмен на признание вины. Стоило несчастному заговорить, и обещанная «милость» осуществлялась в виде его быстрой казни, без дальнейших пыток.