Книга Внучка алхимика - Лариса Шкатула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"У него есть невеста!" – опять зашевелился внутренний голос.
"Вот пусть она и беспокоится!" – огрызнулась княжна.
"А как же девичья честь?"
"Она осталась при мне".
От такой её убежденности угрызения совести примолкли и больше не пытались вернуть её на стезю привычной добродетели. Мысленной.
Она думала, что после всего пережитого не заснет, но, как ни странно, упала в сон, как в яму и проспала до позднего утра. Княгиня не велела её будить, потому что накануне у Сони болела голова, а, по мнению Марии Владиславны, ничто так не способствует здоровью, как крепкий сон.
Проснулась княжна с чувством острого голода и, очень удивилась этому. Судя по впечатлению, вынесенному ею от чтения романов, ей бы сейчас мучиться отсутствием аппетита, какой-нибудь черной меланхолией, мигренями, а ей всего лишь хочется есть.
Подходя к гостиной, Соня услышала взволнованный голос Агриппины, которая в чем-то горячо убеждала княгиню.
– Говорю вам, Мария Владиславна, в доме происходит что-то неладное. Уж не привидение ли завелось? Али домовой на что осерчал? Вон Груша сказывает, вечером на столе нечаянно миску оставила, а утром увидела, что она на полу валяется…
"Растяпа! – мысленно выругала себя Соня. – Уронила миску, а поднять забыла. Из-за того весь дом переполошила. Теперь ежели захочешь в дедову лабораторию потихоньку зайти, тут же за тобой кто-нибудь потащится!"
– Какой ужас, миска на полу! – отвечала княгиня. – Вместо того, чтобы себе на нерадивость пенять, прислуга тут же привидение выдумывает. И чье, интересно, привидение, могло у нас появиться?
– А что ежели вашего покойного свёкра? Сказывают, он не своей смертью погиб.
– Поговори мне, свёкор! И где ты такое могла слышать? Уж если я его уже не застала в живых, тебе-то откуда такое известно, сопливке?!
Соня поняла, что маменька рассердилась. Как бы любознательная горничная не накликала на свою голову княжеский гнев. Но Агриппина, и сама спохватилась
– Простите, Христа ради, ваше сиятельство! Не моё это дело. Молчать буду, и рта не раскрою. Я лишь к тому говорила, что в нынешнюю ночь не только миска на полу оказалась. Ванна, можете убедиться, в грязных потеках. Вода из кувшинов вся вылита. Полотенце мокрое.
– Мокрое! Забыла, гость у нас ночевал.
– Так я гостю сухое дала…
– Всё, утомила ты меня, Агриппина! Скройся с глаз моих, чтобы я тебя до обеда не видела. Ишь, растрещалась… Трещотка!
Тут княгиня увидела дочь и сменила гнев на милость.
– Сонюшка! Проснулась. Как твоя голова?
– Спасибо, маменька, не болит.
– А ты что стоишь, разинув рот? – прикрикнула Мария Владиславна на горничную. – Не видишь, княжна проснулась. Неси завтрак!
– Молоко с булочкой? – пискнула горничная, согласуясь с привычными вкусами Сони.
– И холодной телятины, – милостиво кивнула та. – Грибочков, кулебяку… Икры положи…
Она перехватила изумленный взгляд матери: это на Соню никак не было похоже. Чтобы она с утра могла столько съесть?
– Проголодалась, – пояснила Соня ей и Агриппине, и сладко потянулась. – Что же тут странного?
Весь день Соня ловила на себе вопросительные взгляды матери, но делала вид, что интереса её не понимает. Иными словами, прикидывалась дурочкой. Отчего-то ей не хотелось вытаскивать на свет зреющее в глубине её души чувство. Хрупкий росток, который тем не менее грел ей сердце.
Соне казалось, что стоит маменьке об этом узнать, как она тотчас всё испортит. Не то, чтобы княгиню можно было назвать грубой и неделикатной, но то, что она к любому чувству относилась прежде всего практически, было ясно.
Можно заранее сказать: Мария Владиславна постарается уговорить дочь забыть Разумовского, как человека, который всё равно не сможет на ней жениться. Как будто любовь выбирает для своей приязни только тех, за которых можно и должно выйти замуж. Соня вообще не думала сейчас ни о каком замужестве. Она упивалась новыми ощущениями, в свете которых померкли все её былые увлечения, включая несчастного Вольтера и историю рода Астаховых…
Словом, день прошёл во взаимном присматривании друг к другу, если так можно сказать о людях, которые от рождения, по крайней мере, одного из них, находились вместе и изучили друг друга предостаточно.
Соня больше не думала о том, чтобы продолжать рассматривать найденную книгу – та сиротливо лежала, завернутая в старую портьеру, в ящике её комода. Она попыталась читать, но и чтение не увлекало её, как прежде.
Нарушило внешне мерное течение дня то, что принесли почту. Агриппина доставила в комнату Сони – странно, что сегодня мать её не донимала и не требовала, чтобы дочь не запиралась у себя, а сидела вместе с нею в гостиной, – целых два конверта. Один от её бывшей гувернантки Луизы из Нанта, другой – от графа Воронцова.
Последний никогда прежде Соне не писал, и она с усмешкой вспомнила уверения Луизы о том, что мужчина, как и рыба, ходит косяком, потому надо непременно заводить себе кого-нибудь, пусть и не очень нужного. Для приманки.
Первым Соня вскрыла письмо Луизы. Гувернантка, ставшая впоследствии единственной Сониной подругой, когда её воспитанница выросла, продолжать свою работу в другой семье не стала. Вернулась к себе во Францию, где вышла замуж за некоего Эмиля Роше, содержащего магазинчик готового платья.
Луиза писала:
"Здравствуйте, мой дорогой цыпленочек!..
На этом месте Соня сентиментально вздохнула – гувернантка все ещё помнила её нескладной угловатой девочкой. Увы, девочка давно превратилась в деву, которую кое-кто уже называет старой.
"…Ваша любящая воспитательница ждёт, когда дорогая девочка наконец пригласит её на свадьбу. Я уже начала думать, что в России у молодых людей совсем плохое зрение, если они не видят такую умницу и красавицу, как княжна Софья Астахова. Или Ваша старая подруга ошибается, и Вы уже выбрали себе какого-нибудь бравого военного, который покорил юную красавицу своей выправкой и хорошими манерами…"
Уж не обрела ли Луиза в своей Франции дар ясновидения? Соня непременно напишет ей про Разумовского и про то, что его манеры Соню вполне бы устраивали, не жди его скорая женитьба на другой женщине.
"…Если же это не так, то Луиза сама позаботится о своей девочке и найдет ей жениха во Франции. Недавно я встретила свою первую воспитанницу Флоранс Сен-Жюст. Она – жена барона, брат которого холост и мечтает жениться на русской девушке, коих единственно считает красавицами и примерными женами. Флоранс – баронесса – осведомилась, не знаю ли я благородную девицу на выданье, которую можно было бы представить брату её мужа…"
Письмо Луизы оказалось как всегда длинным, и сводилось к тому, что ежели Соня никому ещё не дала слова и у неё нет на примете человека, за которого она бы хотела выйти замуж, то Луиза возьмёт на себя труд лично познакомиться с баронетом Огюстом и узнать наверняка, так ли на самом деле он богат и знатен, как говорит о том её бывшая воспитанница Флоранс.