Книга Сожжение Просперо - Дэн Абнетт

— А как долго здесь пробыл я?

— Я даже не знаю, кто ты такой, — ответил голос. — Лежи смирно, заткнись и не мешай мне.

Наконец вышнеземец проснулся. Он лежал все на тех же металлических носилках, к которым пристегнул его Медведь.

Носилки были к чему-то подвешены и слегка покачивались. Как только зрение сфокусировалось, он увидел над собой цепи, поднимающиеся с четырех углов носилок. Они соединялись центральным кольцом, и от него тянулась еще одна толстая цепь. Главная цепь, темная и маслянисто поблескивающая, терялась в мрачном сумраке обширного пространства наверху. Похоже, что это была пещера, но не та, где в его сновидениях вокруг костра бормотали звери-люди, и не та, где разливался холодный голубоватый свет.

Здесь было темно, но сумрак имел зеленоватый оттенок. Тем не менее он понял, что находится в помещении огромном, как неф собора или ангар космического корабля. И вряд ли это пещера, поскольку углы и плоскости были слишком ровными и пропорциональными.

Вышнеземец был лишен возможности повернуть голову или пошевелить конечностями, но он с облегчением отметил, что больше не страдает от боли.

Но облегчение быстро сменилось беспокойством, как только он оценил ситуацию: он в ловушке и связан, не в состоянии даже повернуть голову, не видит ничего, кроме темного пространства наверху. На сердце давила тупая тяжесть, и он чувствовал себя сонным и медлительным, как будто принял транквилизатор или таблетки от бессонницы. Он моргнул, пытаясь избавиться от ощущения песка в глазах. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы носилки перестали раскачиваться.

Из темноты под острым углом к основной цепи тянулся еще один конец, и по его ритмичному подергиванию стало ясно, что носилки поднимают к своду. На невидимом блоке наверху равномерно позвякивали звенья.

Подъем прекратился. Носилки ненадолго остановились, а затем резко дернулись влево и при этом начали вращаться. Наконец цепь стала рывками опускаться, и в такт ей подрагивали все четыре цепочки по углам носилок.

Вышнеземец запаниковал. Он натянул ременные крепления. Но они не поддавались, а он не хотел потревожить свои раны.

После целой серии рывков носилки опустились и встали на какую-то подставку или платформу. Со всех сторон к ним бросились люди, спешащие их поддержать и закрепить.

Едва вышнеземец увидел их лица, его тревога переросла в ужас.

Они были одеты в балахоны из грубой ткани, наброшенные на облегающие, странного покроя комбинезоны, сшитые из коричневой кожи — из тщательно выделанных кусочков, выкроенных, вышитых или разрисованных таким образом, что в целом получалась анатомическая схема человеческой мускулатуры, где просматривалась и стена мышц вокруг ребер, и сухожилия рук, и связки шеи.

Лица закрывали черепа животных, служившие своего рода масками из кости. Над побелевшими черепами поднимались короткие изогнутые рожки. У некоторых имелось только по одному рогу в центре. И глядящие из-под черепов глаза тоже не были человеческими. Это были желтые с черными точками-зрачками глаза волков, светящиеся собственным светом.

Он хотел закричать, чтобы они убирались, но горло пересохло, как будто он не разговаривал целое столетие. Вышнеземец закашлялся, ощущая растущую в груди панику. Костяные маски, озадаченные его гримасами, собрались вокруг. Все они улыбались идиотскими ухмылками черепов, но блестевшие в прорезях глаза не сулили ничего хорошего. Желтые огоньки говорили о злобном хищническом интеллекте.

— Убирайтесь от меня! — Он наконец вернул себе голос, вытащив его из пыльной и ржавой глубины глотки. — Назад!

Черепа и не подумали подчиниться. Наоборот, они подошли ближе. Руки, закрытые странными коричневыми кожаными перчатками, протянулись, чтобы закрыть ему рот. На некоторых было всего по два или три пальца. На многих имелись прибылые пальцы.

Вышнеземец в панике начал рваться и извиваться в своих путах. Он больше не тревожился о том, что могут порваться швы, или открыться раны, или сместиться сломанные кости.

Что-то порвалось. Он ощутил щелчок, решил, что сломал ребро или порвал сухожилие, и приготовился к вспышке ослепительной боли.

Это был ремень на правой руке. Он сумел вырвать его из защелки, которая крепила ремень к раме носилок.

Вышнеземец замахнулся освободившейся рукой и почувствовал, как костяшки пальцев соприкоснулись с твердыми гранями маски-черепа. Существо злобно тявкнуло. Он вскрикнул и снова ударил, а потом вцепился в пряжку ремней, удерживающих шею, и разомкнул путы. Освободив шею, он сумел приподнять плечи и выскользнуть из-под ремня, мешающего повернуть голову. Он сел и нагнулся к левому запястью. На правой руке еще болтался обрывок кожаного ремня с лохмотьями кожи, порванной у самой пряжки.

Черепа бросились на него всем скопом, стараясь уложить. Незакрепленные носилки бешено завертелись. Вышнеземец не сдавался, несмотря на то что его ноги все еще были связаны. Он молотил кулаками и проклинал своих врагов на низком готике, турецком, хорватском и сиблемическом наречии. Они в ответ что-то бормотали и отчаянно пытались повалить его и снова связать.

Он освободил правую ногу. Согнул ее, а потом выпрямил со всей силой, которую смог собрать. Удар пришелся в грудь одному из существ, и вышнеземец не без удовольствия проследил за тем, как тот отлетел настолько резко, что свалил двух своих сородичей.

Наконец и левая нога была свободна. От его резкого рывка носилки сильно качнулись, и вышнеземец вывалился, упав на десяток черепов, пытавшихся удержать его на месте. Он неистово замахал кулаками. Вышнеземца никогда не учили драться, да ему и не приходилось этого делать, но, поддавшись ужасу и повинуясь инстинкту выживания, он понял, что в этом нет ничего сложного. Размахиваешь кулаками. Если кулаки во что-то попали, значит, ты нанес противникам ущерб. Они отлетают назад, воют и тявкают от боли. Если повезет, они падают. Вышнеземец молотил кулаками как сумасшедший. Он пинал врагов. Отталкивал их от себя. Одного отшвырнул так сильно, что тот ударился о гранитную платформу и расколол череп-маску.

Вышнеземец поднялся во весь рост. Черепа окружили его, но держались осторожнее. У некоторых от его увесистых ударов уже вспухли гематомы. Он зарычал на них, затопал ногами и угрожающе замахал руками, словно пытался вспугнуть стаю птиц. Черепа немного подались назад.

Вышнеземец воспользовался моментом и огляделся.

Он стоял на платформе из темного гранита, на полке, вырубленной в толще скалы. За его спиной на цепях покачивались носилки. Левый край платформы обрамляли продолговатые гранитные блоки, словно устойчивые катафалки, на которые можно было поставить такие же носилки. Наверху покачивались еще четыре или пять блоков с цепями различной длины.

Справа платформа нависала над пропастью. Стена отвесно уходила в темноту, откуда пахло влажными камнями и центром мира. Пропасть оказалась прямоугольной в сечении шахтой, стены которой, как и платформа, были вырублены в однородной скале. Шахта уходила вниз прямоугольными продолговатыми уступами, подобно слоям пирога или кубическим уровням монолитного карьера. Ее стены выглядели так, как будто над ними поработали боковой стороной гигантского зубила.