Книга Таня, домой! - Ольга Сафонова

«Делааа..» – восхищенно выдохнули мальчишки. Они теперь приходили на площадку каждый день всю неделю – пока качели торжественно не открыли. Потом еще нужно было научиться на них кататься. Кто-то один запрыгивал в лодку, другой раскачивал – нужно было бежать рядом и толкать поручень, иначе не раскачать, – потом прыгал внутрь, становился на другой конец ладьи. Вдвоем, а то и втроем-вчетвером ребята разгоняли качели так, что еще чуть-чуть, и, кажется, они взлетят.

Данька оказался гениальным разгоняющим: бесстрашно толкал лодку, пока остальные запрыгивали внутрь. Но сам никогда не катался. Точнее, попробовал один раз – этого хватило. Земля, казалось, неслась ему навстречу, когда лодка летела вниз – это было слишком страшно. Но ему и так было хорошо: всем весело, а смотреть на полет качелей было одно удовольствие.

«А почему ты не катаешься?» – вдруг однажды раздался тихий голос из-за спины. Данька обернулся: за плечом у него стояла девочка в зеленом платье в горошек. Он ее сразу узнал: она недавно переехала в их двор. «Тебя ведь Даня зовут? – продолжала она – А меня Леся». Тот пробормотал в ответ что-то смущенное. «Пойдем тоже кататься?» – предложила девочка. Пока мальчишка думал, как бы отказаться, ноги сами несли его следом за Лесей к свободным качелям.

«Прыгай», – тоном знатока велел Данька и взялся за поручень. «А ты?» «А я следом», – качели со скрипом начали разгон. В одну сторону… В другую… «Запрыгивай!» – с восторгом крикнула Леся. Данька и сам не понял, как оказался в лодке. И вот уже небо летит навстречу, а вот – смеющееся лицо Леси, и снова небо, и облака, и лодка взмывает вверх, и сердце замирает от восторга.

«Здорово покатались», – только спрыгнув с качелей, Данька понял, как он устал. А еще – что он до сих пор улыбается. И что ему ни капельки не было страшно. «Здорово», – и улыбнулся еще шире. «Завтра еще придешь?» «Приду».

И это было самое волшебное лето – когда Данька научился летать.

Свобода слова

Настя росла в маленьком поселке в Сибири. Дружила она в основном с ребятами, с ними ей всегда было интересней, чем с девчонками. Сплавляться по реке на самодельном плоту, искать клады на местных свалках, жечь костры, строить шалаши и перелезать с дерева на дерево, словно обезьянки, да сколько всего можно было придумать! Не то что с девочками – игры в куклы да магазин.

Правда, на память от дружбы с пацанами у Насти постоянно оставались шрамы – то с велосипеда слетит, то поскользнется на мокрой траве, убегая то от «казаков», то от «разбойников». А как-то раз ребятня разжилась старым аккумулятором. Известное дело, что с ним можно сотворить – расплавить. Но что-то сразу пошло не так, и кипящий свинец брызнул во все стороны. Капли попали Насте на одежду и пальцы – следы от ожогов у нее остались на всю жизнь.

Но все эти неприятности она воспринимала стойко и никогда не плакала, и не потому что боялась, мол, пацаны засмеют, а потому что, как говорится, сама виновата… Не плакала она даже тогда, когда сильно порезала палец играя «в ножички» – ее ведь предупреждали, что это опасная игра и нужно быть аккуратнее.

Конечно, дружба с мальчишками учила ее не только силе, терпению и ловкости, но и многому тому, что девочке не очень-то прилично уметь. Например, ругаться матом… В свои восемь лет Настя знала столько матерных слов, что любой дальнобойщик, пьющий между рейсами с мужиками в гараже, обзавидовался бы такому словарному запасу.

Раньше ведь никто не смотрел, из какой семьи у тебя друзья, не считал, сколько зарабатывают их родители. На одной лестничной площадке соседствовали дети учителей, рабочих, инженеров, и вовсе безработных пьяниц. А ребятня не привыкла выбирать, с кем им дружить. Дружат и все тут. Да и кто вообще по этим голодранцам отличит, кто из какой семьи? Вещей тогда у детей было немного, не то, что сейчас. Нарядное приберегалось для школы и утренников, а на улицу шло все, что сносилось, стало мало или осталось от братьев-сестер, часто дырявое и не подходящее по размеру.

Настя росла в тот период, когда после борьбы с нецензурной лексикой в советское время, в 90-е годы мат снова расцветал пышным цветом. Не зря говорят, что русский мат – он самый красивый и образный, это даже дети знали и с удовольствием слушали «Красную плесень». Была такая в Настином детстве популярная группа. Туалетные песни, где что ни слово, то стыдно. Но они ж дети. По правде сказать, значений многих слов и выражений они попросту не понимали в силу возраста.

Ругались ребята, конечно, только на улице. Родители бы церемониться не стали – на этот случай наготове всегда были сапоги, кипятильник и ремень. Особенно удивились бы Настины родители – учителя. Зато за пределами дома дети отрывались по полной. Заряжали в кассетник батарейки и свою любимую «Красную плесень», устанавливали магнитофон на багажник велосипеда, включали музыку на полную громкость и катались так по району. Стыдно им не было, стыдно было тем, кто встречался на пути.

Брат Насти тоже слушал «Красную плесень», но, в отличие от «мелких», значения пошлых текстов он уже понимал. Степа был старше девочки на шесть лет и ужасно кичился своим превосходством в возрасте. На правах старшего даже пытался воспитывать Настю и запрещать слушать матерные песни, а в качестве весомости аргументов мог обидеть и даже ударить сестру. Настя боялась брата и предпочитала с ним не связываться. В душе она мечтала дружить, но с каким-то другим, мифическим братом, который бы заботился, защищал, а не шпынял при любом удобном случае.

Так что совместное времяпрепровождение было, скорее, наказанием родителей для обоих, чем подарком. Вот и последние летние дни она хотела провести в компании своих хулиганов, а не с братом. Но родители попросили навестить бабушку, а заодно сходить в магазин, считая, наверное, что вдвоем детям будет веселее. Брат от поручения тоже явно был не в восторге, мало того, что нужно куда-то тащиться на жаре, так еще и эту пигалицу вручили.

Настя шла не спеша, разглядывая прохожих и комментируя происходящее, когда им дорогу перегородил небольшой пес с длинной шерстью и висящими ушами. Перед собакой сидел огромный серый кот и злобно шипел.

– Да, приятель, тебе лучше не залупаться…

Не успела Настя договорить, как брат схватил длинную металлическую цепь, на которой у него висели ключи, и со всей силы ударил худенькую девочку по ноге. От неожиданности и боли, Настя выронила пакет с хлебом…

– Что ты сказала? – рявкнул Степа. – А ну-ка-повтори!

Настя понимала, что лучше не спорить, она боялась брата.

… тебе лучше не залупаться, – тихо сказала она.

Брат, что было сил, ударил ее еще раз. Кожа на ноге у Насти заалела и надулась полосой от колена до бедра, а к горлу подступил такой ком, что, с минуту, она не могла ни вздохнуть, ни заплакать.

Настя сжала ладонью саднящую ногу, присела на корточки и в слезах подняла пакет. Она догадалась, что слово означало что-то нехорошее, но почему нельзя было спокойно сказать об объяснить? Она плакала от бессилия и обиды, что человек, который должен ее защищать, так с ней поступает.